2

Сатти вернулся в машину каким-то задумчивым. То ли пересматривал свое отношение ко мне в свете того, что ему сообщила Стромер, то ли я просто проецировал на него свои страхи. Несколько минут он молчал. Я завел двигатель и повернул обратно в центр города, а Сатти рядом рассеянно хрустел пальцами, шеей, коленями, запястьями. Отношения у нас были так себе, но все же Сатти обладал острым умом, и когда он принимался хрустеть суставами, это означало, что он готовится действовать. Я давно не видел, чтобы он так сосредоточенно над чем-то размышлял.

– Куртку девушке вернул? – наконец спросил он.

– Два дня назад.

– Она, конечно, встретила тебя с распростертыми ногами…

– Ее даже дома не было, и при чем тут это вообще?

– Дальше дружбы дело не пошло, да, Эйдан? Вот и хорошо. Уж поверь мне. Если суперинтендант узнает, что ты взялся за старое, он тебя на органы сдаст. Но тебе повезло, я умею хранить секреты.

– Проблема решена, – помолчав, сказал я.

– Вот и хорошо. Как тебе Стромер?

– Озадачена не меньше нас. Похоже, она такого еще не видела.

– Прямо уж. Это же не хрен лысый.

– Уймись уже, Сатти.

Он сурово посмотрел на меня. Я подошел к опасной черте. Ссоры, споры, оскорбления стали привычными, но все, что касалось этики и терпимости, было запретной территорией. Не стоило его провоцировать.

Сатти вскинул руки, будто сдается:

– Да мне ее просто жалко. Тяжело, наверное, быть Бобом Диланом в юбке.

Я ничего не сказал.

– Ладно-ладно, надевай короткие штанишки, бери мячик.

Игра «ты мне – я тебе» была излюбленным развлечением Сатти, возможно, потому, что обладала всеми признаками аргументированного спора. Он высказывал предположение, я его опровергал. Иногда рождались интересные версии. Порой почти доходило до драки.

– Итак, Зубоскалу грозила мучительная смерть от болезни на букву «Р», – начал Сатти. – Может, он решил ее не дожидаться?

– Нет. Похоже, его отравили. Если бы он покончил с собой, мы бы нашли орудие самоубийства.