Закрыв за собой калитку, я устремился к концу деревни. Мои шаги, как мне показалось, звучали громко, хоть я держался обочины – там трава. Выйдя за околицу, я свернул к берегу реки, а точнее – к заводи возле плёса. Там у меня прицеплена к ветле лодка. Путь мой лежал через большой луг, куда на заре должны были выгнать стадо коров и овец. Следует сказать, что в одной руке были у меня два весла, хорошенько связанные верёвочкой, чтоб их легче было нести, в другой – удочки и спиннинг, а за плечами – рюкзак. Легко догадаться, что по причине такой загруженности особого удовольствия от прогулки я получить не мог. Рюкзак, удочки и спиннинг, конечно, весили мало, но вёсла – иное дело. Рука от них уже вскоре начала ныть. Между тем, кругом было заглядение. Миллиард созвездий от края до края неба и Млечный путь я уже затронул. Но, кроме них, на небе ещё сиял красивый золотой месяц. Он будто бы плыл за мной, когда я шагал через луг к реке. Роса на траве под его лучами прямо блестела. Я не скажу, что она блестела, как россыпи бриллиантов – в отличие от других писателей, я не знаю, как эти россыпи выглядят. Ну, блестело просто, и всё. Возможно, как светлячки.

Туман над рекой был почти прозрачным. Меня удивило то, что слышался шелест прибрежных зарослей и деревьев. Сам ветерка я не ощущал. Достигнув берегового откоса, я осторожно, чтобы не оступиться, спустился к лодке и всё в неё погрузил. Потом я разомкнул цепь, сняв с неё замок, сам забрался в лодку, и, вставив вёсла в уключины, вывел старую плоскодонку на середину реки. А дальше мне предстояло грести около пяти километров против течения, до Бырка. Бырок – это неизвестно откуда взявшееся название островка, где я собирался рыбачить. Кстати, пора уже объяснить, что за островок.

Этот невысокий, песчаный кругляшок суши на повороте реки с лесистыми берегами пользуется, что называется, дурной славой. Сам по себе он не интересен, так как почти на две трети зарос кустами – не продерёшься. Половить рыбу можно только на двух его сторонах, и притом с одной, обращённой к правому берегу – перекат, то есть быстрина. На ней разве что впроводку удить подустов и голавлей. Но мало кому хочется рыбачить и на другой чистой стороне островка, которая перпендикулярна первой и смотрит вниз по течению. Там местечко довольно тихое, только вот беда – с ним граничит очень глубокий, широкий омут с медленной круговертью. Он расположен между самым высоким берегом островка, заросшим лозою, и высоченным береговым обрывом реки. Это левый берег, вогнутый внутрь под очень крутым углом. На нём растут сосны.

Я, кажется, обмолвился, что Бырок имеет дурную славу. Но надо бы уточнить. Не Бырок, а омут имеет дурную славу. На островок эта слава только накладывается, как тень. И чем же так страшен омут, что все боятся даже и днём заплывать на маленький островок, который он омывает? Я скажу, чем. Говорят, что в нём водятся русалки. Или одна русалка. Точно сказать не может никто. И никто русалок этих не видел. Но, например, жители деревни Ишутино, что стоит напротив Бырка, в одном километре, убеждены, что если утопить в омуте кошку или собаку – утопленное животное обязательно возвратится, так как русалка его спасёт. Эта их уверенность якобы основывается на фактах. И это ещё не всё! Мой дед мне рассказывал, как однажды вечером он поставил жерлицы на островке. Он их привязал к тем самым кустам, что растут над омутом. Проверяя жерлицы утром, дед обнаружил, что на них нет ни живцов, ни пойманных щук. Одни голые крючки. При этом жерлицы ни на один сантиметр не были размотаны. Их как будто никто не трогал! Если бы дед не был абсолютно уверен в том, что нечистой силы не существует – он бы решил, что это русалки сняли живцов с тройников. Но, так как он в них не верит, то и разгадки у него нет. Короче, вся эта мистика меня заинтриговала так, что я решил сплавать на островок, а чтоб совместить приятное с познавательным, взял с собой удочки и спиннинг. Такая вот предыстория.

Плыл я около двух часов, работая вёслами не спеша, но без передышек. Навстречу мне по реке ползли дымчатые хлопья тумана. Когда занялась заря, вдалеке возникли рельефные очертания островка со сдвинутой набок шапкой кустов. Я к нему причалил со стороны переката. Выйдя из лодки, втащил её на песочек. Было прохладно. Я это ощутил уже минут через десять после того, как расстался с вёслами. Нужно было срезать рогатки из ивняка, чтоб воткнуть их в дно возле берега, слева от переката. Сделав всё это, я размотал обе удочки, наживил крючки червяками, забросил снасти и водрузил удилища на рогатки. Спиннинг бросать совсем не хотелось. Да, можно было не брать его.

Ждал ли я, сидя на песке и глядя на поплавки, каких-нибудь неожиданностей из омута, до которого можно было добросить камнем? Не помню. Если и ждал, то недолго, поскольку клёв был отличный. За полчаса мне удалось выудить двух подлещиков, одного голавля и трёх окуней. Какие уж тут русалки! Часов около семи, когда солнышко поднялось уже выше ив, пришла Ариана. Я её вдруг увидел за перекатом. Спустившись к самой воде, она громко крикнула:

– Привет, Гошка! Что ты там делаешь?

– Ловлю рыбу, – ответил я так спокойно, будто вопрос задала инопланетянка или ребёнок, впервые видевший удочки. Ариана, конечно, видела их не раз, но кто её знает, с каких созвездий она только что спустилась! Не следует забывать, что эта мадмуазель по своей наивности – никакая не старшеклассница, а дошкольница – то есть, младше меня она не двумя годами, как видно из её паспорта, а двенадцатью. Мне опять стало её жалко. Ужасной несправедливостью было то, что к ней прилепилось прозвище её деда – Дудко. Я против того, чтобы так коверкать фамилию человека, особенно если это делают те, кому он великолепно смастерил дудки из молодых прибрежных ракит. А ведь Ариана – даже и не Рудко! Мне многие говорили, что у неё другая фамилия.

– Ловишь рыбу? – переспросила она задумчиво, тронув воду ногой, – а я бы хотела позагорать там, на островке. Там такой песочек! Специально так рано встала. Я слышала, утром самый красивый загар получается.

– И для этого ты протопала целых три километра через луга? – удивился я, – могла бы позагорать где-нибудь поближе! Какая разница, где валяться на солнышке?

– Да, конечно, но мне хотелось бы поваляться на островке, – упрямилась Ариана, – тебе ведь было не лень плыть против течения целых пять километров! Какая разница, где рыбачить?

Я промолчал, так как поплавок на одной из удочек шевельнулся. Потом он вдруг погрузился, и я подсёк. Леска натянулась, но рыба – а это была, по всей видимости, большая рыба, мгновенно сошла с крючка.

– Пожалуйста, переправь меня поскорее на островок, – продолжила Ариана, – мне бы хотелось позагорать на утреннем солнышке, а оно очень скоро станет уже дневным!

– Ты можешь прекрасно доплыть сама, – сердито ответил я, насаживая червя на крючок, – ведь ты, когда сюда шла, не знала о том, что здесь буду я.

– В омуте – русалки! – стала сердиться и Ариана, – я их боюсь! Я о них не думала, когда шла.

– Но омут – за островком. С этой стороны – перекат. Ты вообще можешь вброд его перейти! Он в самом глубоком месте будет тебе по грудь.

– А мой сарафан? Он вымокнет! Гошка, ну возьми лодку и переправь меня на Бырок!

– Отстань, – сказал я довольно резко. Мне сейчас было не до нытья Арианы. Меня трясло от досады из-за того, что рыба сошла. Вновь закинув удочку, я уселся и стал смотреть на шарики поплавков. Но всё-таки краем глаза я наблюдал и за Арианой. Она сняла сарафанчик, и, аккуратно повесив его на куст, в зелёном купальнике вошла в воду среди кувшинок.

– Вода холодная! – вдруг опять услышал я её визг, – меня засосало в ил! Гошка, ну будь другом, приплыви в лодке!

– Я приплыву, чтоб стукнуть тебя по башке веслом! – пригрозил я ей, – ты что мне пугаешь рыбу? Даром я, что ли, так рано встал?