Перестал ли он ей звонить, или она просто перестала отвечать – было не совсем ясно и в целом не важно. Это был как раз еще один довод в пользу электронного парня – самый убедительный, если по правде. Никаких драматичных разрывов. Потому что разрывать нечего.
Фил сдвинул брови:
– Тут я что-то пропустил. Что случилось?
«Я трахалась с чуваком, который продает мне травку», – не сказала она.
– Ничего, – быстро сказала она. – Я не убиваюсь. Да он и не то чтобы дико мне нравился. – Что было правдой, раз уж на то пошло.
Она украдкой бросила взгляд на телефон.
– Надо бежать, – сказала она, выкладывая на стол несколько купюр. – Я опаздываю на прием. Гребучая маммограмма. Я в порядке! – добавила она с шуточным раздражением.
Она никогда не была плаксой, но в тот момент, по причинам, которых она не могла объяснить, Клаудия была готова разрыдаться.
НЕСМОТРЯ НА СНЕГ, ПОЕЗДА В МЕТРО И ЭЛЕКТРИЧКИ ХОДИЛИ ПО РАСПИСАНИЮ. Она села на зеленую ветку до шумного района к югу от Фенуэя, множеству кварталов с клиниками и больницами. Она всегда тщательно избегала этой части города, за исключением этого единственного дня в году.
Медсестра на ресепшене надела ей на руку бумажный браслет. В приемной она взяла полистать выпуск «Дэмзел». Она пробежала глазами выходные данные в поиске знакомых имен – старых коллег, младших редакторов, – но ни одного не узнала. Спустя двадцать лет все пошли куда-то дальше.
Появилась медсестра в бледно-голубой форме.
– Клаудия Б?
Заведенный порядок в рамках защиты анонимности пациентов, которому следовали и на Мерси-стрит. Клаудия использовала тот же стандарт – имя плюс первая буква фамилии, – когда сочиняла вопросы для рубрики «Спроси барышню». Чтобы сохранить анонимность вымышленной читательницы, женщины, терзаемой тайными муками: целлюлитом, комбинированной кожей, слабыми и хрупкими ногтями.
Она взяла сумочку и пальто и пошла по коридору следом за медсестрой.
– Раздевалки слева. – Медсестра дала ей сложенную больничную сорочку и ключик от шкафчика, прицепленный к браслету – розовой пластмассовой спиральке для запястья.
В кабинке для переодевания Клаудия стянула свитер и сложила его в шкафчик. Она надела сорочку – широченное, как мешок для мусора, кимоно до середины бедра – и дважды обмотала пояс вокруг талии. Пока она перемещалась в комнату ожидания, Клаудия отчетливо осознавала, как смехотворно при всем этом выглядит болтающаяся у нее на плече сумочка. Другие женщины в комнате тоже выглядели смехотворно, а еще ужасно беззащитно: груди болтаются под распашистым кимоно, на одной руке розовый браслетик, бумажный – на другой. Никто не смотрел никому в глаза. Все они мечтали стать невидимыми. Все они просто хотели исчезнуть.
– Клаудия Б? – позвала медсестра.
Женщины в комнате ожидания выжидательно подняли глаза. Клаудия обхватила себя руками, поплотнее прижав кимоно, и пошла по коридору.
Входить в рентген-кабинет было все равно что шагнуть в холодильник. Запах был ей знаком с занятий в колледже по фотографии, отличительный аромат химикатов из темной комнаты. Рентгенологом оказалась индианка в очках с толстой черной оправой, слишком крупной для ее узкого лица.
– Можете показать мне браслет, пожалуйста?