Я отхожу в тихую часть комнаты, но с удивлением понимаю, что он кладет мою руку себе на сгиб локтя и выводит меня в длинную галерею, где нас никто не может слышать.

– Я хотел вам кое-что показать, – говорит Кранмер, мерцая темными глазами под седыми бровями. Из рукава он достает книгу в кожаном переплете, на титульном листе которого стоит одно слово: «Псалтирь». Вздрогнув, я понимаю, что он держит в руках мой перевод. Мой первый изданный перевод.

– Автор перевода не указан, – говорит Кранмер, – но я тут же узнал его голос.

– Но напечатано это было анонимно, – быстро перебиваю его я. – У этой книги нет признанного автора.

– И это мудрое решение. Слишком много людей оспаривает право простого человека на самостоятельное понимание Библии или псалмов, и слишком много найдется желающих раскритиковать смельчака, отважившегося перевести псалмы епископа Фишера, которые тот перевел на латынь. – Он замолчал, продолжая тепло улыбаться. – И мне кажется, что никому и в голову не придет, что это могла сделать женщина.

– Так и должно оставаться, – говорю я.

– Согласен. Я просто хотел вам сказать, что эту книгу мне прислал человек, который понятия не имел о том, кто бы мог быть автором этого перевода, но считал его превосходным. Я тоже был рад его получить. Кем бы ни оказался его автор, он вправе гордиться плодами своих трудов. Он хорош, и хорош весьма.

Я понимаю, что густо покраснела, как стыдливый служка.

– Вы очень добры…

– Я просто отдаю должную дань, не больше. Это работа настоящего знатока языков и поэта.

– Благодарю вас, – шепчу я.

Воодушевленная публикацией и успехом Псалтири, я предлагаю архиепископу отважиться на великий труд – перевод четырех Евангелий Нового Завета, основных документов, повествующих о жизни Христа. Я боюсь, что он отсоветует мне браться за него, но архиепископ полон энтузиазма. Мы начнем с латинского перевода крупнейшего ученого Эразма Роттердамского и попытаемся перевести его на английский язык красивыми, но понятными для каждого словами.

Ибо если люди смогут читать о жизни Христа, описанной простым языком, и понимать написанное, как они смогут не последовать за Ним? Чем больше я занимаюсь, тем больше крепнет моя уверенность в том, что люди, как мужчины, так и женщины, могут управлять судьбой своей души, прилагать усилия для ее спасения и молиться Всевышнему без посредников.

И, задумавшись об этом, я прихожу к твердому убеждению, что большая часть условий, традиций и непременных обязанностей, возлагаемых римской церковью на свою паству, является постыдной практикой вымогания у простого люда. Разве не грех продавать бедным прихожанам значки паломника, говоря при этом: они означают, что их покупатели были в паломничестве веры, чем окупили собственные грехи? А заставлять женщину поверить в то, что если достаточное количество монахинь споют достаточное количество гимнов и отслужит достаточное количество месс, то душа ее умершего ребенка точно попадет в рай, разве не мошенничество? Чем оно отличается от изготовления фальшивых монет? А покупка индульгенции или принуждение священника признать брак недействительным, молча взирать на нарушение закона о родстве и наблюдать, как папа римский обдирает как липку своих кардиналов, а те в свою очередь – епископов, а те – приходских священников, которые выжимают десятину у нищей паствы? Всему этому придет конец, если только мы придем к соглашению, что душа человеческая может обращаться к Богу напрямую, без посредников. Крестная жертва – это деяние Господа. Церковь же – плод рук человеческих.

Я думаю о той ночи, когда молилась и впервые почувствовала, что Господь услышал меня. Я действительно ощутила Его ответ. Когда я думаю о простоте и поразительной красоте жертвы, принесенной Иисусом, то и умом, основываясь на знании из прочитанных мною книг, и сердцем я понимаю, что все церковные ритуалы должны уйти, освободив место прямому общению между Богом и верующим, так, как призывает Всевышний. И тогда не будет слепого фанатичного повиновения и бессмысленного бормотания на неосознанных языках. Люди научатся читать и получат в свое распоряжении Библию, чтобы познавать Бога в ней самостоятельно. Вот во что я верю сейчас и именно к этому буду стремиться как регент и как королева. В этом я вижу свой священный долг и свое призвание.

В сентябре в результате длительной осады сдается Булонь, и король начинает готовиться к возвращению домой, чтобы окунуться в чествования героя. Он на самом деле пишет из Франции, заказывая устроить ему настоящие геройские почести, и моя задача заключается в том, чтобы проследить за их подготовкой. Королевская армия должна пройти победным маршем от Дувра до Лондона, и весь двор должен ехать встречать Его Величество в замок Лидс в Кенте. Я должна велеть королевскому стекольщику изготовить особые витражи для окон торжественного зала для приемов, спален и часовни в замке Лидс. Мастер стекольщик проходит ко мне за утверждением эскизов, и я вижу изображения мрачного замка Булони и королевскую армию, выстроившуюся перед ним.

– Когда солнце будет светить сквозь эти витражи, стены булонского замка будут торжественно светиться в закатных лучах в последний раз, перед тем как рассыпаться в руины, – говорит Галеон Хоун. – Резчикам и художникам по стеклу уже доставлено все необходимое.

– Они смогут закончить все вовремя?

– Мы работаем днями напролет, и вечерами тоже, и ко времени пира окна в зале для приемов будут готовы. Остальные придется доделывать позже.

– Вы должны успеть сделать еще витраж в часовню, – говорю я. – Потому что король захочет его увидеть. Нам велено устроить праздничную мессу, к началу которой витражи уже должны быть на месте. Я вынуждена буду на этом настаивать, мастер Хоун.