Да, теперь он совершенно отчётливо расслышал. Только это был не разговор. Впереди, там где прижались к тротуару несколько автомобилей, доносились звуки рации. А присмотревшись, он различил и полицейскую мигалку на одной из машин.

     Эриксон попятился, наступил на труп и, чертыхаясь, повалился на тротуар.

     - Я не позволю! - поднимаясь, заорал Пратке, и голос его разнёсся по Фюлькевейен до самой, наверное, площади Густава Стрее. - Никому не позволю!

     - Молчи, идиот! - зашипел Эриксон, замирая в надежде, что сумасшедшего не услышали.

     Но его услышали. В пятидесяти метрах далее по переулку вспыхнули фары, выхватили из сумрака Пратке, как свечка торчащего с растопыренными руками над свёртком.

    Закрываясь рукой от слепящего света, сумасшедший заорал с новой силой: «Я не позволю!»

    Эриксон застонал, заскулил от безнадёжности своего положения и неминуемости чего-то очень нехорошего, на четвереньках отполз в тень ближайшего дома, поднялся и бросился бежать. Выскочил в Жестяной переулок и помчался, прижимаясь к домам, назад - в кровать, досыпать. Ведь весь этот ужас ему только снился. «Ну, усни ещё раз, - вспомнил он слова Линды. Закроешь дверь и проснёшься»... Да-да, сейчас он только сбегает закроет дверь, отрезав путь в реальность преследующему его кошмару, и - проснётся.

    - Вставайте, господин учитель, - услышал он над собой тихий голос Магды Винардсон и почувствовал, как она теребит его за плечо.

    Он резко сел в кровати, уставился на Макса Пратке, который прижался к стене и косил на него свой безумный глаз.

    - Что это? - произнёс Эриксон. - Зачем он здесь?

    В следующее мгновение ему подумалось, что они пришли убивать его, и он обежал взглядом комнату, ожидая увидеть все остальные действующие лица спектакля: Клоппеншульца, Линду, Йохана, почтальона, Циклопа и прочих, кто принимал в представлении участие.

    Но была только встревоженная Бегемотиха, склонившаяся над ним, да безумный старик Пратке, прижавшийся к стене напротив кровати. Двух других мужчин, стоящих у двери, он узнал не сразу.

    - Господин Якоб Скуле? - обратился к нему один из них.

    - Да, - кивнул он, не понимая, - да, это я.

    - Инспектор полиции Йорген Фергюссон. А это - мой помощник, Клай де Гюс.

    - Вот как, - пробормотал Эриксон, глядя в окно, на Сёренсгаде, дома напротив и площадь Густава Стрее вдалеке, которую застилал туман раннего утра. Только-только светало. День обещал быть тёплым и солнечным. - Вот как, - повторил он. - Чем обязан, инспектор? - только теперь он заметил, что Макс Пратке держит руки за спиной, и когда старик немного повернулся, инженер увидел на его запястьях наручники.

    - Вы должны одеться и следовать с нами в участок, господин Скуле.

    - В участок? - он представил себе, как подскакивает с кровати, бросается к открытому окну и выпрыгивает на улицу. Наверняка ему удастся сбежать от этих неповоротливых туповатых полицейских, если только внизу не ждут ещё два-три человека. - Меня что, в чём-то обвиняют? - спросил он, уже догадываясь, каким будет ответ.

    - В убийстве, господин Скуле, - отозвался инспектор Фергюссон, а его помощник достал из кармана наручники, обошёл кровать и замер у открытого окна. Как он догадался о мыслях Эриксона? - Вы обвиняетесь в убийстве.

    - Я никого не убивал, - покачал головой Эриксон. - Я - жертва. Все эти люди, - он кивнул на Бегемотиху, на Пратке, - пытаются свести меня с ума и внушить мне, что это я убил Якоба Скуле, или кого там они лишили жизни.