* * *

В январе в Стамбул пришли холода. С карнизов свисали сосульки, сказочно красивые, но несущие прохожим опасность. Город дремал под толстым одеялом снега. Тем не менее на стройплощадке по-прежнему кипела работа. Галерные рабы, не имевшие обуви, оборачивали ноги тряпками, из которых выглядывали их красные распухшие пальцы.

Как-то утром слон и погонщик совершали свой обычный путь из дворца на стройку. Неожиданно к ним подбежала собака, которая лаяла так отчаянно, словно хотела что-то им сообщить.

– Давай посмотрим, что нужно от нас этой шавке! – крикнул Джахан, по обыкновению сидевший на шее Чоты.

Слон послушно последовал за дворняжкой. Пес, явно довольный тем, что ему удалось привлечь внимание, свернул налево и привел их на набережную, прямо к кромке замерзшей воды.

– Стой! – скомандовал Джахан.

Но прежде чем приказ сорвался с его губ, Чота вышел на лед, который тут же проломился под его тяжестью. Слон ушел в воду по пояс, а Джахан, по-прежнему сидевший у него на шее, замер от ужаса, ибо увидел, что́ именно хотел им показать пес. В воде, совсем близко от него, плавал распухший синевато-багровый труп. То была женщина, скорее всего наложница; ее длинные распущенные волосы напоминали водоросли. Судя по богатому наряду и драгоценному ожерелью на шее, она принадлежала к знатному дому, возможно даже, жила в серале.

Джахан, моментально решив завладеть ожерельем, приказал слону двигаться вперед. Добыча была совсем близко, но вдруг Чота замер. Погонщик, со всех сторон окруженный водой, пытался заставить слона сдвинуться с места, но тщетно. Чувствуя, что попал в глупое положение, Джахан заорал во всю глотку, призывая на помощь. На его счастье, вскоре на берегу появилась повозка, запряженная осликом. В повозке сидело пятеро цыган. Все они с любопытством наблюдали за происходящим.

– Что, Балабан, поможем? – обратился один из них к другому, рослому малому, сидевшему впереди.

– Да, помоги-ка, пожалуй, бедной женщине.

– Вы что, спятили? – возмутился Джахан. – Она давным-давно мертва. Лучше помогите нам со слоном.

Тот, кого звали Балабан, не выпуская из рук поводьев, поднялся на ноги. Лицо у него было грубое, словно высеченное из камня, а нос кривой, похоже, многократно перебитый в драках. Приоткрытые губы позволяли увидеть ряд белоснежных зубов, длинные волосы рассыпались по плечам, шляпу украшало перо цапли. Вид у цыгана был диковатый, но в то же время не лишенный своеобразного величия.

– Будешь грубить старшим, я отрублю тебе язык и скормлю его кошкам, – пообещал он.

Джахан смекнул, что лучше молчать. Не теряя времени, цыгане достали веревки и сделали из них две петли. Одну накинули на хобот слона, другую – на руку утопленницы и потащили обоих к берегу. Чота переступал ногами с крайней неохотой. Несколько раз он пытался стряхнуть аркан, едва не сбрасывая своего злополучного погонщика в воду. Наконец слон оказался на берегу, и Джахан, испустив вздох облегчения, спрыгнул на землю. И тут ему невольно вспомнились рассказы о цыганах, которыми в первый его день в Стамбуле пугал мальчика чиновник, доставивший их с Чотой во дворец. Значит, вот какие они, эти ужасные люди, представители бродячего племени. Джахан робко приблизился к своим спасителям:

– Я вам очень благодарен. Если бы не вы, я бы пропал. И Чота вместе со мной.

– Мы пожалели твоего Чоту, – ответил Балабан. – Славная животина. У нас ведь тоже есть слон.

– У вас есть слон? – недоверчиво переспросил Джахан.

– Точнее, слониха. Ее зовут Гульбахар, Весенняя Роза. А твой зверь какой-то странной масти, – сказал Балабан, наблюдая, как его люди, сорвав с утопленницы ожерелье, собираются бросить тело обратно в воду.

– Зачем вы это делаете? – попытался остановить их Джахан. – Ее надо похоронить как положено.

– Думаешь, если цыгане появятся в городе с трупом, люди поблагодарят их? – усмехнулся Балабан. – Как бы не так! Нас тут же объявят убийцами и сошлют на галеры. А если мы оставим несчастную на берегу, бродячие собаки разорвут ее на части. Так что пусть уж лучше отправляется в плавание. – Он вновь обнажил в ухмылке превосходные зубы. – А что до ожерелья, оно будет нам наградой за то, что мы спасли тебя и твоего слона. Утопленнице украшение все равно без надобности.