Главный белый евнух, к тому времени изрядно набравшийся, нахмурился, услышав их разговор. Однако он ничего не сказал, и Джахан, радуясь возможности убраться от него подальше, вслед за Зейнаб прошел в заднюю часть дома. Она провела его в свою комнату, где все было таким же крошечным, как и она сама: кровать, столы, стулья. В углу стоял миниатюрный комод розового дерева. Карлица принялась доставать из ящиков кожаные башмачки, нарядные жилеты и меховые попонки. Судя по размеру этих вещиц, собака была небольшой, под стать хозяйке. Свою любимицу она нашла на улице, когда та была еще совсем щенком, всхлипнув, сообщила карлица. Одиноким, никому не нужным созданием, таким же, как и сама Зейнаб. С тех пор они стали неразлучны.

Джахан протянул карлице свой носовой платок. Она благодарно кивнула, вытерла увлажнившиеся глаза и взглянула на Джахана с таким любопытством, словно видела его в первый раз.

– Посади-ка меня сюда, – попросила она, указав на единственный высокий стул в комнате.

Зейнаб была легкой, как ребенок. Когда Джахан усадил ее на стул, она произнесла, глядя ему прямо в глаза:

– Я владею хаммамом для тех, кто пребывает в печали, вот уже тридцать лет. За это время навидалась всякого. Бывали у меня хорошие времена, а бывали такие, что и врагу не пожелаешь. Я до сих пор жива лишь потому, что всегда умела держать язык за зубами и никогда не совалась в чужие дела. Мне довелось встретить стольких людей, что волей-неволей я научилась читать по лицам. На твоем лице написано, что ты добрый человек.

Из соседней комнаты донесся легкий шорох. Возможно, то была мышь, пробежавшая под половицами.

– Опасайся того, кто тебя сюда привез, – произнесла карлица, понизив голос до шепота.

– Но почему?

– Будь с ним осторожен, и всё, – отрезала она и соскочила со стула.

Когда они вернулись в большой зал, музыка и пение продолжались, хотя царившая здесь атмосфера успела измениться. Жизнерадостность уступила место меланхолии. Зейнаб села рядом с главным белым евнухом и принялась расточать ему хвалы, подливать гостю вина и потчевать сладостями.

Джахана клонило ко сну, веки у него стали тяжелыми, как свинец. Он уже готов был задремать, опустившись на подушки, когда женский голос, долетевший сквозь музыку, заставил его открыть глаза:

– Не возражаешь, если я посижу рядом?

Это была она – двойник Михримах. Сердце Джахана бешено заколотилось.

Женщина опустилась рядом с ним. Теперь она была так близко, что рукава ее платья касались его коленей. Наложница налила ему вина, а когда он осушил стакан, сняла с него обувь и принялась нежно массировать ступни. Джахан едва дышал, раздираемый противоречивыми чувствами. Он страстно вожделел эту женщину и одновременно боялся своего вожделения. Сам не зная, что делает, он сжал ее руку, возможно пытаясь избежать ее возбуждающих прикосновений, а возможно, наоборот, уступая желанию прикоснуться к ней.

– Тебе нравятся мои руки? – спросила наложница.

Он не ответил на вопрос, а вместо этого признался:

– Ты мне кое-кого напоминаешь.

– Правда? Женщину, которую ты любил?

Джахан осушил очередной стакан, и она тут же вновь налила ему вина. И поинтересовалась:

– А где теперь эта женщина?