Голос был высоким и тонким — красноречивое свидетельство того, что мама занервничала.

Я потупилась от стыда и продемонстрировала остатки кекса. Все еще жуя, пробормотала:

— Прости.

Она бросила вазу, подлетела ко мне, одной рукой дернула за подбородок, а второй залезла мне в рот, принялась выуживать пережеванные куски кекса и швырять их на пол.

— Это был необычный кекс! — рявкнула мама. — Он для папы, на нашу годовщину! Неужели непонятно? Глупая ты эгоистка!

— Больно! — взвыла я, пытаясь вырваться из ее цепких рук. — Прости. Перестань, пожалуйста!

— Ты все испортила! — не унималась мама. Теперь она обхватила меня локтем за шею, по-прежнему орудуя во рту второй рукой. Я задыхалась, по щекам бежали слезы. — Я планировала необычный сюрприз, а ты его испортила. Испортила! Все кончено!

— Мама! — крикнула от дверей Лани. — Перестань!

Голос сестры вернул маму к действительности, и пытка прекратилась. Я упала на пол, задыхаясь и плача. Лани кинулась ко мне, подала воды, мама же, как ни в чем не бывало, стала собирать рассыпавшиеся цветы. В результате я усвоила урок: не стоило спешить с переходом на твердую пищу. Возвращаясь в комнату, я вновь почувствовала себя больной. И еще целых два дня не употребляла ничего, кроме чистой жидкости.

Я вытерла рот в туалете «Трех сестер» и уставилась в зеркало. Оттуда на меня смотрела женщина с мамиными темными волосами, с ее светло-голубыми глазами. Физическое сходство с мамой было поразительным. Что еще мы от нее унаследовали? Я подумала о Лани, как она швыряет кувшин, дикий, затуманенный взгляд… Неужели внутри нас таится нечто зловещее?

Ночью меня выдернуло из сна жужжание телефона. На электронных часах светились цифры 2:32. Калеб недовольно что-то промычал во сне. В ресторане я умылась, прополоскала рот и заверила родных, что со мной все в порядке, — хотя воспоминание теперь настойчиво пульсировало в голове. Вернувшись домой, мы сразу легли.

— Алло? — шепнула я в телефон.

— Джози? — Голос Лани звучал глухо и словно издалека. — Ты спишь?

Я уже позабыла, какой беззащитной бывала моя сестра в предрассветные часы. В два часа ночи происходило волшебство: через пропасть между нашими кроватями Лани начинала шептать, как она тоскует по папе и маме, по нашей близости, по прежней жизни. Поначалу эти признания дарили мне надежду; я думала, что ко мне возвращается та Лани, которую я когда-то знала и любила. Однако потом, как всегда, наступало утро, и она вновь вооружалась черной одеждой, черной подводкой для глаз и дурным характером.

— Лани? Что такое?

— «Сначала перлы». Тебе это о чем-нибудь говорит?

Бессмысленная фраза, произнесенная чуть заплетающимся языком, воскресила в памяти прошлые телефонные звонки Лани — нетрезвой Лани.

— Ты пила?

— Мне не спится. В голове засела эта фраза, а я не могу вспомнить, откуда она взялась. «Сначала перлы». Фраза как-то связана с мамой, но когда и где она такое говорила?

— Если говорила вообще.