— Помоги низвергнуть фараона и разрушить тот порядок, который он установил.
— Вот так просьба! — Сет рассмеялся. — Вот уж чего не ожидал! Да, давненько мне не доводилось уничтожать целые государства…
Сети ужаснулся.
— Нет, не нужно уничтожать мою страну! Я не это имел в виду!
— Так и быть, — сказал Сет. — Я не сотру твою страну с лица земли… Я раздавлю её, как государство. Представляю, что на это скажет Гор… А теперь смотри, чего ты у меня попросил!
В глазах у Сети помутнело, и перед ним пронеслись пугающие видения. Орда бородатых, дурно пахнущих воинов гнала своих коней прямо по свежим посевам. Зелёные ростки тускнели под облаками пыли и погибали, раздавленные копытами. Воины врывались в храмы и выносили драгоценности из сокровищниц. Они грабили гробницы и оскверняли предков поверженного народа. Они убивали мужчин, а девушек забирали с собой, как трофеи.
Потом Сет показал полному ужаса юноше, как предводитель бородатых усаживается на золотой трон и водружает на свою голову пшент — красно-белую корону.
— Твоя молитва услышана, избранный, и твоя просьба будет претворена в жизнь. Не пройдёт и месяца, как твоё видение станет явью. Никаких землетрясений и тайфунов, это уже не ново. Персидское нашествие, вот что окончательно стряхнёт величие с твоей страны!
Сети в который уже раз пал ниц пред троном из черепов, простонав, что он имел в виду совсем не это.
— Ты обратился к богу войны и смерти, как мог ты ожидать чего-то другого? Твоя просьба произнесена, и она будет исполнена, ибо так сказал я, свирепый зверь пустынь!
И Сети ничего не оставалось, кроме как смотреть на утекающий сквозь пальцы песок, а вместе с ним — жизни всех, кого он знал, и вместе с тем возлюбленной его Нефрет.
Голубые небеса, зеленые лужайки
Небо безупречно голубое, лужайка безупречно зелёная. Вверх — тысячи метров такого же чистого неба, по сторонам — тысячи одинаково идеальных лужаек, окружающих опрятные и во всех отношениях симпатичные домики. Разных цветов и стилей, но, несомненно, аккуратные и благоустроенные.
Каждое утро, примерно в одно и то же время, Р-Л-25479, или просто Эрл, выходит из своего конструкторного жилища, садится в экомобиль и катит на работу, в такой же опрятный и чистый офис, где занимает целый кабинет. Кабинет этот оборудован солидным углепластиковым столом — ни дать ни взять, оплот надёжности и уверенности в завтрашнем дне. На столе водружается ЭВМ, тонкая, ненадёжная и нервирующая своей привычкой бунтовать и стопорить работу в самый неподходящий момент. Зато с крышки сей машины всегда спокойно взирают портреты великих С-И-1 и П-В-1. Под их умиротворяющим взглядом Эрл чувствует, что всё идёт именно так, как надо. И если ЭВМ даёт сбой, Эрл снимает один из портретов, а то и оба сразу, и назидательно демонстрирует их экрану бесноватой техники.
Этим он и прозанимался сегодня целых четырнадцать минут и двадцать восемь секунд, бедный, измождённый негодной машиной Эрл. ЭВМ так и не склонилась пред ликом мессий, и Эрл принялся ждать автоматического списания и замены оборудования. Ещё двадцать три минуты и одну секунду он провёл в мучительном безделье, которое было хуже всякой другой пытки. Он даже решил внепланово провести час лени, но поскольку тот по режиму наступал ровно в восемь вечера, Эрл не смог осуществить данный замысел и впал в депрессию. Его голова устало опустилась на грудь, и он почувствовал, что ему незачем больше жить.
Драгоценные секунды шли, а дверь всё не распахивалась, не стучали по полированному полу ботинки техника. Неужели тот не видит, что из кабинета старшего планировщика уже целую вечность не поступают отклики? Конечно, Эрл мог встать из-за своего карбонового оплота, добраться до кабинета поддержки, где отчитать и поторопить техника. В конце концов, он мог выглянуть в коридор и крикнуть кому-нибудь рангом помельче, чтоб нашли нерадивого работника дел компьютерных. Но ведь Эрл никогда раньше не предпринимал попыток к самостоятельному поиску техника, когда ЭВМ начинала чудить, абсолютно и безусловно никогда. Поэтому он продолжал сидеть… сидеть и ждать.
Поскольку работа Эрла носила исключительно интеллектуальный характер, ему пришло в голову, что он может проработать пару задумок в уме, и потом занести их в ЭВМ, когда представится возможность. Но и это у него не вышло, он ведь раньше всегда записывал идеи по планированию электронным текстом, буде такие возникали. В конце концов, без приятного свечения экрана перед глазами ему просто-напросто не думалось.
И тут, как по мановению жезла мессии, экран зажёгся. Сердце Эрла забилось в благоговеющем порыве, глаза его, прежде того опущенные в пол, взметнулись… но не было там ровных строчек чёрного текста на сероватом фоне. С экрана на него указывало изображение скрученного пальцами неприличного жеста.
От такого святотатства Эрл не стерпел и выбежал в коридор, подальше от одержимой ЭВМ. Там слышались жалобные причитания, кажется, со всех сторон сразу. Эрл понял — ересь поразила аппаратное обеспечение всех рабочих мест разом, и теперь беззащитные сотрудники страдают от неделания, ведь нет у них инструкции, что делать в минуты бедствия такого масштаба.