Когда автобус вырулил к вокзалу, работяги затолкались в проходе, бурча от недовольства, потому что вместо того, чтобы уже отмываться дома, им нужно было еще добираться до своих районов. Из-за пробок водитель отказывался высаживать пассажиров на городских остановках и поехал прямиком на автовокзал. Прибыв на место, автобус сделал круг и остановился.

Дина тоже встала. Впереди нее шла дама с красными губами, и Динин сосед, который уже спрыгнул с подножки, галантно подал руку сначала ей. Та презрительно цокнула языком и отказалась. А Дина нет. Ей было очень приятно такое внимание, и она с удовольствием оперлась на широкую мозолистую ладонь.

— Будь счастлива, фея!

— Буду! — улыбнулась она.

После разговора с Риммой, у Дины было странное ощущение того, что свершилось нечто очень важное. Было сложно свыкнуться с тем, что видения не только продолжались, но и несли за собой что-то не связанное с ней лично. Страшные картины, развернувшиеся перед ней за секунды, выжгли в душе черное поле, но в то же время, дали понимание того, что все это было частью другой истории, которая ее не коснулась. Кто-то уходит, и в этот момент зарождается новая жизнь, получая свою толику испытаний и потерь…

Когда она проходила мимо стеклянной стены вокзала, то посмотрела на свое отражение. Сделав пару шагов, сначала сбавила скорость, а затем и вовсе остановилась. Вернувшись, подошла ближе и, приставив ладони к вискам, уставилась через толстое стекло на сидящих в зале ожидания пассажиров. Через секунду, метнувшись к вращающимся дверям, прошла через кабинку детектора и понеслась внутрь.

— Мама?!

Мать сидела во втором ряду, привалившись к туго набитой матерчатой сумке и подперев голову кулаком. У Дины сжалось сердце, когда она увидела ее — уставшую, похудевшую до впалых щек, со скорбной скобкой вместо рта. Волосы ее были затянуты полоской скрученного серого платка, фигура утонула в старом плаще, из-под которого торчали тонкие ноги в потертых туфлях.

— Ой, Дина! — мать подняла голову и растерянно улыбнулась. — А я звонила, но твой телефон был недоступен.

— Зарядка села. Господи, мам, ты же завтра, вроде, хотела? Я думала, сообщишь сначала. Да ладно, — Дина махнула рукой, — хорошо, что приехала!

Она робко приобняла сидящую мать и взялась за ручки сумки.

— Тяжелая. Ты что, в нее кирпичи положила? — Дина пыталась шутить, но при взгляде на мать у нее тревожно екало в груди. — Остановка здесь недалеко. Маршрутки часто ходят. Или, хочешь, я такси вызову? Гулять так гулять!

— Лучше на маршрутке, — тихо ответила мать, пряча глаза.

Пока ехали до дома, молчали. Места друг напротив друга были удобны лишь для того, чтобы поставить тяжелую поклажу между ног, но разговаривать в присутствии посторонних людей не хотелось. Дина разглядывала мать, словно видела ее впервые. Наверное, так и было — сейчас подмечались малейшие детали в ее внешности и одежде, которые раньше не бросались в глаза. К горлу подступили слезы, и Дина сглотнула, глубоко вздохнув, в очередной раз почувствовав натянутость в их отношениях. Не выдержав, все же огладила руку матери. Кожа была сухой, узловатой, в россыпи пигментных пятен. Дине очень хотелось спросить мать о том, что происходит. В их последнюю встречу она, кажется, даже выглядела иначе. Или Дина просто не заметила этих изменений, привычно замкнувшись в себе и своих несбыточных грезах. Но мать была здесь, рядом, на расстоянии вытянутой руки. И после легкого касания в ее глазах вдруг появилось какое-то новое выражение, такое непривычное и желанное…

— Мам, я очень рада, что ты приехала.

— Я тоже, дочка…