На следующий день рано утром до нас дошли сведения, что смешанная колонна бронетехники при следовании с серпантина в сторону Джабаль-ус-Сирадж подверглась обстрелу со стороны вооруженных формирований. Часть техники была повреждена, часть сгорела, трубопровод тоже пострадал. Перекачку остановили, нужно было выдвигаться к месту нападения для устранения аварии. Ее размер не был известен, поэтому к обычному комплекту оборудования, который грузился на БТР, решено было дополнительно снарядить автомобиль КАМАЗ с трубами и усилить группу монтажников.

Через полчаса две единицы техники выехали для устранения аварии. Подъем по направлению к месту занял около часа. Чем ближе мы подъезжали, тем понятнее была картины недавних событий. Навстречу нам двигалась разрозненная колонна автомобилей, бронетехники, танки и БТР. Часть техники была на жесткой сцепке. Примерно на полпути дороги до перевала Саланг, у поста охранения нас остановили, велели подождать, поскольку боевые действия прекратились и производилась эвакуация техники. Пришлось подчиниться, не смотря на то, что и у нас тоже была не прогулка на свежем воздухе. Через два часа дали разрешение на дальнейшее движение.

Душманы выбрали местом нападения на колонну извилистый участок дороги. На одном из поворотов стоял сгоревший танк, дальше на склоне обрыва к ручью – две сгоревшие автоцистерны. По всей видимости, их скинули туда, чтобы не мешали движению другой техники. Еще вчера мы здесь перекладывали участок трубопровода и видели подозрительных людей на вершине горного массива. Сгоревший танк не перекрывал дорогу и по всему было видно: танкисты выдвинулись на небольшую площадку для отражения нападения. По краю этой же площадки был проложен трубопровод. Танк стоял как раз на нем. Что послужило возгоранию, внешний обстрел или наезд – мы не знали. Башня танка была на месте, значит, детонации от снарядов, разорвавшихся внутри танка, не было или в танке не было снарядов. Часть асфальтированной дороги была черной от горевшего топлива автоцистерн и керосина, вытекающего из трубопровода.

Трубопровод был поврежден во многих местах, в основном наблюдались прострелы и последствия пожара. Чуть дальше от места боестолкновения из поврежденного трубопровода топливо текло в ручей. Радужные пятна были видны на воде. Работы предстояло много. В первую очередь следовало поставить задвижку на ровном участке, чтобы остановить вытекание топлива в ручей, потом провести демонтаж поврежденных труб. От пожара стыки части труб сплавились. Расстыковать их было невозможно. С демонтажем пришлось повозиться. Те трубы, которые попали под танк, вообще не подлежали демонтажу. Новую линию собрали относительно быстро. Что смогли сделали, собрали, посчитали сколько поменяли, получилось много, хорошо, что взяли КАМАЗ с трубами иначе бы, не хватило. Вернулись ближе к вечеру, после чего поступила команда на продолжение перекачки.

Относительно спокойным выдался июль. Дважды мы попадали под обстрел в вечернее время. При первых выстрелах весь экипаж команды с брони залезал внутрь БТР, а наводчик-оператор открывал огонь. Пострадавших не было. Цоканье пуль по броне не причиняло вреда экипажу, страдали трубы, подвешенные с двух сторон к БТР.

Местное население воспринимало нас не иначе как неизбежное зло. Война продолжалась четвертый год, обстановка даже в районах, подконтрольных 40-й армии и демократической власти Афганистана, оставалась крайне нестабильной. Более половины всех повреждений трубопровода являлось делом рук местного населения. Я выезжал утром на проверку участка трубопровода – все выглядело нормально, возвращался через четыре часа – бил фонтан, десятки людей шли с бидонами, банками, ведрами (у кого-что имелось), растекалось озеро керосина, из которого шло бойкое наполнение в принесенную тару. Подойти к месту с пробоиной было невозможно: кругом толпился народ. На окрики: «Разойтись», – никто не реагировал, помогала стрельба в воздух и то ненадолго. Людишки отходили метров на десять и ждали, когда мы начнем замену пробитой трубы. Поток топлива был постоянным перекачку никто не останавливал, да и как ее было остановить, если поток жидкости самотеком шел после перевала порядка 30-ти км. При демонтаже первого стыка из трубы поток хлестал метров пять в длину. Пока меняли трубу, топливо продолжало вытекать из трубопровода. Озерцо и лужи вокруг мгновенно начинали пополняться, и тут местные афганцы как по команде бросаются набирать вытекающее топливо, не обращая внимание на нас и иногда мешая завершить устранение аварии. Бедность толкала людей к такому занятию. Понять все это было можно и даже посочувствовать, но передо мной стояла другая задача – сохранить топливо для наших войск, доставить его на аэродром.

Вот так раз за разом, часто на одном и том же месте, как правило, перед Джабаль-ус-Сираджем приходилось производить замену труб. Проходил месяц, другой, ситуация менялась в худшую сторону. Местной население почувствовало «халяву». Можно было безнаказанно пробить трубопровод, запастись керосином, и дрова не надо покупать. Закончился запас – опять пошел и пробил. У меня сложилось впечатление, что мои перемещения отслеживаются. Проехал БТР с трубами вверх по серпантину, можно было пробивать трубу, было 3–4 часа, чтобы наполнить бидоны и банки топливом. Места аварий потемнели от пролитого топлива, земля уже не впитывала пролитое топливо.

Есть предел терпения, и оно закончилось. Когда было пробито уже две трубы на одном и том же месте, я решил, что хватит. Стрельбой из автомата в воздух отогнали местных жителей от поврежденного участка, заменили трубы, отодвинули трубопровод на два метра от места пролива и, не дожидаясь пока афганцы начнут вычерпывать пролитые остатки топлива, двумя короткими выстрелами по земле, обильно пропитанной керосином, поджег участок пролива. Пламя сначала медленно, а потом все больше и больше разгоралось. Черные клубы дыма стали подниматься все выше, территория пожара стала расти стремительно. Афганцы кинулись в рассыпную, такого поворота событий они не ожидали. Территория пожара разрослась до нескольких десятков метров, и так как трубопровод лежал на небольшом склоне, пожар распространился по склону в сторону горного ручья. Загорелись не многочисленные кусты и деревья. Пожар полыхал около двух часов, жилые постройки не пострадали.

После пожара на этом участке больше пробоин трубопровода не было, средство достигло цели, «мирное» население правильно поняло, что пробивать трубы нельзя.

Прошло два с половиной месяца моей вахты по патрулированию от КП 2-й роты н.п. Джабаль-ус-Сирадж до перевала Саланг. Сложно было постоянно находится на взводе, ожидая за очередным поворотом чего-то плохого, поневоле начинали сдавать нервы. При нахождении в гарнизоне все-таки чувствовалась большая защищенность от внешних фактов, случались передышки в выездах на трассу, а тут мы постоянно находились на колесах, иногда даже приходилось спать в БТР. Менялись картины как в кино, но пейзаж был один и тот же: дорога на серпантин, пробитые трубы, дорога с серпантина, пробитые трубы….

При очередном возвращении с трассы в начале августа, буквально в километре от КП роты издалека был виден фонтан из пробитого трубопровода. Народ радостно набирал керосин кто во что мог. Остановились, попросили разойтись, бесполезно даже не отреагировали. Ко всему прочему двое афганцев подъехали на велосипедах, на багажниках которого была привязана 15-тилитровая банка для топлива. Трубопровод пробили не менее часа назад и «велосипедисты», по всей вероятности, совершили не один рейс, ну это же дальше некуда. Осталось подсоединить рукав к трубопроводу и подогнать автоцистерну или разливать по бочкам, кому сколько надо.

После увиденного что-то у меня в голове переклинило, несколько выстрелов в воздух некоторым образом остановили некоторых «любителей топлива», но не всех. Один из афганцев на велосипеде даже не обратил внимание на мои выстрелы, спокойно подъехал к месту пробоины и стал развязывать банку, собираясь продолжить свой «бизнес». Все хватит представления. Удар ноги по велосипеду – афганец вместе с тарой оказался на земле. Велосипед я кинул на дорогу и жестом показал афганцу, чтобы он ушел. В это же момент на дороге появились наши наливники, следующие колонной в сторону перевала. Парни-солдаты, сидевшие за рулем автомобилей, увидели наши разборки, фонтан керосина, много местного населения с банками и ведрами. Первые две машины объехали лежащий на дороге велосипед. Я показал жестом: «Давай, наезжай». Следующие водители поняли мой жест правильно. Один, второй, третий УРАЛ проехали по велосипеду. Что от него осталось? уже ничего восстановлению не подлежало. Жестоко? Да. Причинил ущерб «мирному жителю» – несомненно, а чем он думал, когда открыто воровал топливо?

Трубопровод мы восстановили, но по прибытию историю про велосипед я никому не рассказывал. Возможно, бойцы рассказали сослуживцам. Я сделал запись о количестве замененных труб за поездку, и все забыл. Правда, забыли не все. Через неделю на КП роты пришла делегация афганцев-бородачей в чалмах из Джабаль-ус-Сираджа. Они сказали, что плохо поступил тут ваш командир, который устраняет аварии на трубопроводе, местные жители труб не пробивают, это все моджахеды, а мы «белые и пушистые» спасали от керосина наши поля и огороды. Ваш командир – плохой человек, устраивает поджоги и велосипед превратил в металлолом. Короче, надо было заплатить 50 000 афганей или наказать при них командира или они его накажут сами, то есть «секир башка» – и весь сказ.

Капитан Алексей Макеев, сказал бородатым, что сейчас в гарнизоне командира этого нет, он проведет расследование и потом, через неделю примет решение, что делать. Вечером к моменту нашего прибытия в гарнизон на КП роты ГНС-45, решение уже было принято. Ротный посоветовался «с кем надо» как со мной поступить: «Собирай, товарищ лейтенант, вещи, свою команду, садитесь на приписанный к вашей команде БТР и поезжайте на ГНС-47. Теперь там будете проходить службу. Хватит нам потерь среди личного состава, ты свою работу сделал, количество аварий уменьшилось, продержался почти три месяца, достаточно. Меняешься местами с лейтенантом Павловым, сегодня он прибудет сюда».

Вечером того же дня приехал Игорь Павлов. С ним мы не виделись почти три месяца, у меня была трасса в сторону перевала Саланг, у него в противоположную сторону. Встретились, обнялись, Игорь намекнул, что приехал не с пустыми руками. Оказывается, был повод накатить. Его друг пехотинец лейтенант Серега из 177 мсп получил орден «Красной звезды» и появилось предложение его обмыть. Серега в скорости должен был подъехать сюда «с закусоном».

С заходом солнца жара начинала отступать. В помещении и палатке жарко было до самого утра. Решили мероприятие провести на крыше спального помещения. Если нельзя остановить пьянку, то нужно ее возглавить. По обычаю лейтенант Серега Орден опустил в стакан, и Алексей Макеев произнес тост за его здоровье. Выпили, закусили, привезенная самогонка оказалась крепкой. Налили по второй, пожелали друг другу вернуться домой живыми и здоровыми, потом налили по третьей «за тех, кого с нами нет». После ротный ушел курить, а мы втроем полезли на крышу. Взяли с собой самогонку, закуску и три матраца с подушками.

Так душевно мы давно не собирались. Обменивались новостями, у кого что за этот период произошло. Серега рассказал, что его наградили орденом за участие в Панджшерской операции. Парень получил ранение и чудом остался жив. Мы говорили наперебой, может быть самогонка сделала свое дело, дала нам передышку в работе, или мы соскучились по простому общению. Над нами было звездное небо, которое поражало своей бесконечностью, и так хотелось, чтобы эта ночь нам запомнилась навсегда.

Поспать получилось всего пару часов. Проснулись с первыми лучами солнца, следовало собираться, получать продукты и ехать на трассу теперь уже от Джабаль-ус-Сираджа до Баграма: работа не будет ждать. Я простился с парнями и выехал по направлению Чарикар – ГНС-47.