Снарядили вновь прибывший БТР трубами, монтажным инструментом и опять двинули на трассу. Через час движения уперлись в хвост колонны КАМАЗов. Замыкавший колонну автомобиль стоял поперек дороги – дальше было не проехать. Старший машины прапорщик выполнял указания начальника колонны никого не пускать. Спустившись с брони вдвоем с Володей Великановым, мы пешком пошли к месту затора выяснять, что произошло. Примерно через 150 метров на дороге появился ручей с керосином из трубопровода. Колонна КАМАЗов стояла с выключенными двигателями, чем выше мы поднимались, тем шире становился ручей из прорвавшейся трубы. Не хватало еще, чтобы керосин загорелся, страшно было подумать, что тогда могло бы произойти.
Решение оставалось одно – срочно устранить течь в трубе. Перекинув автомат с плеча за спину, с шага я перешел на бег в сторону аварии, Великанов побежал в обратном направлении за моими бойцами и трубами. Я подбежал к повороту дороги, где фонтан керосина хлестал из трубопровода вверх высотой метра 3–4 и в стороны. В кювете в ручье лежал КАМАЗ, который явно попал туда не по своей воле, с другой стороны обочины со стороны скалы стоял другой КАМАЗ, без лобового стекла, часть колес была пробита. Подошедший капитан спросил меня, кто такой и что надо. Я ответил, что, собственно, труба наша, сейчас бойцы подойдут с трубами. Капитан пожал мою руку, мол, давно пора мы не можем заниматься эвакуацией техники, пока не устраните аварию.
Место аварии было откровенно хреновое, на повороте, фонтан керосина не давал даже подойти. Решили сначала выполнить расстыковку на прямом участке, отвести поток жидкости в ручей, затем заменить поврежденный участок из четырех труб, а после постараться подтянуть трубу и стыковать трубы, чтобы направить керосин опять в трубопровод. Провозились минут сорок, трое бойцов из четырех хорошенько промокли при стыковке труб, но трубопровод восстановили.
По завершении нашей работы капитан автомобилистов рассказал, что же произошло на трассе. Колонна автомобилей КАМАЗ двигалась в сторону перевала Саланг. Не понятно почему и зачем из пролетающего самолета вылетели бомбы на парашютах. Две попали рядом с дорогой, по которой двигались КАМАЗы. От взрывной волны первый из них улетел в речку, водитель и старший машины вылетели через лобовое стекло, получили контузию, ушибы, искупались в ледяной воде и остались живы. Второй КАМАЗ взрывной волной откинуло на скалу, водитель тоже получил контузию. Все остались живы, слава богу. Пока капитан рассказывал, что произошло в небе, опять появился самолет и сбросил четыре бомбы и тоже на парашютах. Взрывы прогремели не далеко в горах, что за бомбометание, с какой целью – для меня осталось без ответа.
После устранения аварии бойцы спустились к ручью и стали отмываться от керосина. Колонна двинулась дальше в сторону перевала, один КАМАЗ остался в ручье, второй подцепили на жесткую сцепку и потащили дальше. Наш БТР подъехал к месту аварии, бойцы стали крепить трубы, и тут подошел ко мне азербайджанец Магомед-оглы и сказал: «Товарищ лейтенант, у меня автомат пропал». Такого случая у меня еще не было, у каждого бойца автомат всегда был при себе: на плече, в руках или за спиной, даже ночью под подушкой – а тут пропал. Как автомат мог пропасть, если ты его не должен выпускать из рук? Магомед-оглы стал рассказывать, что после устранения аварии снял с себя мокрую от керосина одежду, а автомат поставил на стоящий рядом бампер автомобиля. Сразу не вспомнил, пошел к ручью помыться, пришел – нет автомата. Спросил водителя КАМАЗа, не видел ли тот его автомат, водитель сказал, что его оружие в глаза не видел. Вместо того, чтобы тут же сообщить мне, боец стал сам искать автомат, спрашивать других, кто его мог видеть. Итог – автомата нет. Пока он бегал, колонна начала движение, и тут Магомед-оглы вспомнил обо мне, помоги, командир, автомат пропал.
Ситуация патовая, мне удалось остановить колонну, прошлись по машинам, спросили всех, кого только могли, залазили под водительские сиденья, просмотрели все кузова и сверху и под ними – нет автомата. Азербайджанец обычно веселый, с усмешками и приколами, стал мрачнее черной тучи, нет автомата – все, уголовное дело и, возможно, тюрьма года на три, утрата оружия в условиях боевых действий.
Возвращение было со смешанными чувствами, вроде бы задачу выполнили, аварию устранили, но потеряли автомат, это как говорят «залет, воин». После доклада командиру роты А. Макееву о происшествии пришлось всем писать объяснительные, что и как было, оружие – дело серьезное. Через два дня на КП роты приехал из батальона тот самый капитан из особого отдела и несколько часов нас, участников того события, допрашивал. По результатам допросов и объяснительных азербайджанец Магомед-оглы отправился с капитаном особистом в батальон. Позже до нас докатились слухи, Магомед-оглы избежал ареста и получил два года условного срока. На нас очередной раз повесили обстоятельство, что в роте не все благополучно.
Начался июнь, наше передвижение по маршруту вверх–вниз продолжалось с переменным успехом. Устранение аварий, перекладка трубопровода на сложных участках. Если не было перекачки, то выезды на трассу трубопровода все равно выполнялись в основном с целью устранить последствия зимней эксплуатации трубопровода и некачественной прокладкой трассы трубопровода, осуществленной год назад. Образовались нависания труб на поворотах трассы, местах, близко прилегающих к дороге, участках подверженных камнепаду. Это работа была длительной и трудоемкой, на перекладку одного участка труб, нависавших вдоль дороги, иногда уходило по несколько часов. Плеть трубопровода порядка 5–7 труб нужно было зацепить тросом, чтобы она при расстыковке не упала в пропасть или ручей, демонтировать прилегающий участок, потом эту плеть вытащить на дорогу и произвести обратно монтаж труб. При всем этом требовалось не мешать движению транспорта и самому не свалиться с обрыва. В горах, конечно, было прохладнее, чем в долине, перепад температуры градусов на 10–15 с понижением. Если в долине было плюс 40–45 С, то на трассе – плюс 25–30 С, прохладнее, когда поднимались на отметку 2–2,5 км от уровня моря. Все равно пока делали перекладку такого сложного участка рубаху можно было выжимать, у бойцов куртки были с белыми разводами от пота и выступившей потом соли.
Вот в один из таких дней, когда мы перекладывали трубопровод около галереи, защищающей дорогу от камнепада, кто-то из бойцов увидел, как напротив нас по скалистому склону взбирался крупный горный козел. Между нами и горным склоном протекала быстротечная речка, расстояние было метров 600–700. Горный козел не торопился, делал три–четыре прыжка и стоял, и так потихоньку все выше и выше. Ну как тут следовало поступить? Козел был явно дикий, вокруг никого не наблюдалось, свежего мяса летом не было, а автомат находился в руках. Посоветовавшись, решили, что, если попадем в козла, он полетит вниз к ручью, подберем, когда не будет движения по дороге. Сказано – сделано, одиночными по козлу огонь. Стреляли из автоматов вдвоем мы с Володей Великановым по очереди, из положения стоя, если что отвечать все равно предстояло нам. Он два выстрела, я два выстрела. Козел понял, что по нему стреляли и ускорил подъем, на втором круге меткий выстрел Володи попал в цель. Козел полетел вниз и на полпути к подножью склона застрял между камней. Вот не задача, лезть за ним по скалистому склону было не реально. Не достался нам козлик, не судьба.
В воинских формированиях часто возникает вопрос не уставных взаимоотношений среди военнослужащих и не только. Не буду поднимать эту тему, откуда она появилась и почему ее нельзя искоренить, в Советской армии она была, где-то больше, где-то меньше, но была. Когда с утра до вечера со своими с бойцами, то таких обстоятельств быть не могло, а если воины оставались одни без командира, то всякое могло случиться. Наша рота не стала исключением. Даже при наличии замполита роты, офицеров-командиров взводов, прапорщиков, нет-нет, да где-нибудь не уследишь. Личный состав иногда задавал такие задачи, что не сразу поймешь, как их потом решить. В моем взводе Болотников Александр попал под следствие из-за попытки продать топливо «налево», до сих пор не знаю, чем дело закончится .В первой роте нашего 3-го отпб командиром роты был старший лейтенант Валентин Пацина, боец стал миллионером. Управляя задвижками при перекачке топлива «в горку» он умудрился «налево» заправить порядка 20 афганских автоцистерн без срыва потока топлива. Каждая автоцистерна вместимостью 22 куб. м. Бойца вычислили. Комбат Цыганок В. лично отправился его сопроводить на КП 276 тпбр, но по дороге Валентин Пацина сбежал. Мы потом неделю не могли удержаться от смеха: все думали, что они, походу, договорились.
Очередная ситуация на почве неуставных взаимоотношений произошла 10 июня 1983 года. Два бойца из молодого призыва мл. сержант Саминь Николай Григорьевич и рядовой Федоров Василий Еремеевич пропали из расположения нашей 2-й роты. Об исчезновении я узнал вечером, когда мы спустились с гор в долину после очередной поездки на трассу. Обстоятельства их пропажи обнаружились не сразу. У каждого бойца был свой участок ответственности: кто-то из бойцов отвечал за перекачку, кто-то за количество топлива, поступающего в резервуары, переключение и перетаскивание рукавов, кто-то за связь, за приготовление пищи и т.д. Так как перекачка осуществлялась круглосуточно, то часть бойцов отдыхала после смены. Вот в такой пересменок два бойца пропали.
Поиски результата не принесли, и командир роты А. Макеев вынужден был доложить о пропаже бойцов. Через два дня прибыл капитан-особист с задачей поиска виновных. К моменту его прибытия поступила информация, что Саминь и Федоров находятся в одной их банд душманов в зеленой зоне. Еще через сутки командиру роты передали фотографию наших бывших бойцов в обнимку с моджахедами, честно говоря, мы не сразу поверили, как такое может быть. Дальше получили разъяснения, что один из старослужащих бойцов периодически отвешивал беглецам подзатыльники, поддавал сзади в области пятой точки и грозился побить, если они не будут выполнять его желания. Бойцы решили на попутках добраться до батальона. Полдня отсиживались в канаве на свалке техники, где их приметили местные афганцы и сдали душманам.
Вычислить этого старослужащего оказалось минутным делом, достаточно было показать фотографию и сказать зачем от так потупил. Боец, а это был сержант взвода связи, тут же сознался во всем, что совершал и попросил прощения. Капитан разрешил ему собрать вещи. Пока мы сидели в кунге радиостанции Р-405 и ждали, когда сержант соберет личные вещи, совсем рядом как-то глухо прозвучал одинокий выстрел. Мы выскочили – и вот на тебе, сержант лежал на земле, автомат рядом, кровяное пятно на куртке. Самострел. Сержант посинел, пробормотал: «Я не хотел, простите, помогите». Вот, думаю, зараза, застрелить толком не смог. Расстегнул ему куртку, дырка была с левой стороны небольшая, чуть выше соска, крови немного. Пришлось доставать свой медицинский стерильный пакет и прикладывать к месту выстрела. Старшина побежал за транспортом. Прохлопал капитан-особист нарушителя воинской дисциплины, пришлось вести сержанта в санчасть 177 мсп.
После медицинского осмотра сержанта-связиста в санчасти, доктор сказал, что пуля прошла навылет, не повредив даже легкое. Врач вынужден был направить его госпиталь в Баграм, чтобы не было осложнений. По закону сержанта должны были осудить военным трибуналом, но в последствии его конфисковали из армии. Судьба мл. сержанта Саминя и рядового Федорова мне не известна, была попытка их выкупить у моджахедов, но не получилось. Вероятно, история закончилась печально, в базе данных военнопленных в живых они не значатся.
Дни были однообразными: подъем, завтрак, поездка на трассу. С середины июня и далее становилось все жарче. Температурный столбик перевалил отметку плюс 40 С. Жара устанавливалась с девяти утра и до наступления сумерек. В отдельные дни она достигала отметки плюс 50 С. При такой температуре хочется лежать в тени и ничего не делать. Поездки в горы давали передышку от этой изнуряющей жары. Форма одежды из привычной куртки х/б поменялась на выцветшую зеленую рубашку с закатанными рукавами. Дальше оголяться было уже некуда. Бойцы тоже закатали рукава куртки, так было немного легче, а иногда надевали на майку бронежилет и тоже вполне годилось: вроде бы одет и почти по форме. Афганцам в жаркую погоду легче. Их шаровары и рубахи объемные, в них не жарко.
Вот в таком виде наша команда попала в поле зрения начальника политотдела бригады полковника Костенко, который в очередной раз решил проехаться по гарнизонам. Вероятно, события последних дней побудили его приехать с проверкой в зону ответственности 2-й роты 3 отпб для поднятия морально-боевого духа. В отличие от нас, Нач. ПО Костенко был одет, как и в прошлый раз, по полной боевой, на груди был «лифчик» с боеприпасами, где-то около шести магазинов с патронами, на поясе подсумок с гранатами. Тогда мне казалось, что Нач. ПО немного переборщил, сейчас понимаю: он был прав, мы находились на войне.
Не ожидая встретить большого начальника, БТР, на котором мы в очередной раз спустились с горного серпантина, подкатил к столовой. Банально все проголодались, обед скоро оканчивался, хотелось успеть к горячей пище. Каково же было удивление, когда откуда ни возьмись выросла фигура Нач. ПО. По его лицу было понятно, что мы были в чем-то виноваты, не знаю в чем, но виноваты. Его возглас: «Это что за банда на колесах? Какого черта вы в такой одежде, вам что форму не выдали?». Я стоял молча, понятно стало в чем виноват, обед, думаю, точно придется подогревать. Костенко, наверное, уже поел, а нам сейчас прочитают политинформацию и пропесочат заодно. После пятнадцатиминутной «беседы», Нач.ПО спросил: «И что стоите и молчите? Сказать нечего. Макеев, – это он обратился к подошедшему ротному. – Это что за банда, почему так одеты?». Ротный спокойно ответил: «Товарищ полковник, так ведь жарко, я их сам редко вижу, приехали, трубы поменяли – и опять в горы. Им поесть то некогда. Может, пусть поедят, пока обед не остыл, а потом мы их приведем в порядок». Вот, думаю, ротный молодец, мне и отвечать не пришлось. Нач. ПО махнул на нас рукой. Он свою работу сделал, мы пошли обедать, а он пошел по направлению к БТР, на котором прибыл к нам.
Подходил к концу первый месяц лета. Видимых активных боевых действий в зоне Чарикарской долины не проводилось. В горах тоже постреливали нечасто, по всей видимости, действовало соглашение о временном перемирии душманов группировки Ахмад-Шаха Масуда с руководством 40-й общевойсковой армии, заключенное в марте 1983 года. С территории 177 мсп иногда производили пуски из реактивных систем залпового огня (РСЗО) «Град». Эффект от применения был просто колоссальный. После пуска ракет, сначала виднелись следы от пусков ракет, потом они сопровождались взрывами на соседней горе. Кого там обстреливали было непонятно, вероятно, сведения поступали от разведывательных служб.
Продолжалась работа по очередной перекладке трубопровода на сложных участках трассы. День близился к концу, осталось переложить 5–6 труб – работы минут на 15–20, и можно было возвращаться. Кто-то из бойцов обратил внимание, что на склоне горы появились люди: один, два, три, четыре. Вот так дела. Присмотрелись – точно, душманы. Рядом видимых постов охранения не было. Трубопровод нельзя бросать в открытом состоянии. Володя Великанов увидел людей, спокойно подошел к БТР, взглядом показал наводчику-оператору таджику Шарипову в сторону горы. Тот мигом юркнул под броню и навел крупнокалиберный пулемет 14,5-мм (КПВТ), спаренный с пулеметом 7,62-мм (ПКТ) в сторону людей на склоне. Решили продолжить монтаж трубы и следить за действиями людей на горе. Эти 15 минут прошли в ожидании нападения. Его не произошло. Значит, наше подразделение как мишень душманов не слишком интересовало. Закончив работу, мы спешно погрузили оборудование и направились вниз по трассе в расположение КП роты.
По прибытию на КП роты я, конечно, рассказал ротному об увиденном на горном склоне. Макеев выслушал, спросил: «Обстрела не было?», – не было и ладно. Возможно, нужно было остановиться у одного из постов охраны, находящегося на трассе, и рассказать, что видели людей с оружие на склоне горы, но мы не были уверены со стопроцентной гарантией кто эти люди. А зря.