Тела облачённых в кольчуги русских дружинников медленно погружались на дно реки. Они выполнили приказ и пошли на смерть, но мои воины его тоже выполняли. У каждого была своя правда, однако тактическая победа осталась за нами. Армия Владимирко Володаревича застряла и потеряет ещё сутки, которые будут использованы киевлянами для сосредоточения сил. Правда, галицкое войско пошло на Киев не через Каменец, а мимо Межибожа, в коем сидела полусотня сохранивших верность великому князю конников, то есть двигалось немного южнее, но это мелочь. Всё равно мы их перехватили, и основные события произойдут вблизи Киева. А пока я делал то, на что подписался, и продолжу тормозить галичан завтра, послезавтра и так далее. До тех пор, пока не выйду на соединение с войском Мстислава Изяславича.

Подняв голову, чтобы не видеть мертвецов, я посмотрел на противоположный берег. Там князь Владимирко в красном плаще, на свежем коне в сопровождении всего пары телохранителей и молодого воина, судя по всему, сына Ярослава, которого в моём времени называли Осмомысл, направлялся ко мне. Он знал, что я ему ничего не сделаю, это очевидно. Поскольку со мной не только верные ордынцы и венеды, но и киевляне, часть из которых вместе с варягами сидела в засаде и терпеливо ждала наступления вражеских дружинников. Поэтому переговоры пройдут спокойно, и Рюрикович, живой и здоровый, вернётся и начнёт искать обходной путь.

Конечно, можно было и не встречаться с князем. Но это всё-таки передышка. Пока рядовые переговорщики общались и обговаривали условия встречи да пока мы поговорим – вот пара часов и пролетит. Мои воины вытащат из воды хотя бы некоторых мёртвых дружинников и снимут с них броню и оружие. А потом отдохнут и подготовятся к отходу, который начнётся в первых сумерках. Ну а полки галичан посмотрят на своих павших товарищей, которые отправляются на корм ракам, и послушают раненых. В общем, можно потянуть время, тем более что Владимирко Володаревич и его сын Ярослав – личности примечательные и свой след в истории оставили. Да и в будущем с ними придётся столкнуться неоднократно, поскольку они, если выражаться привычными для меня терминами, западники, сепаратисты и самостийники, которых ради объединения Руси необходимо давить, а врага надо знать в лицо.

Князь Владимирко и сопровождающие его лица выбрались на берег. А я прошёл под навес, который специально для такого случая быстро соорудили варяги, и сел на седло. Полуденное летнее солнце припекало немилосердно, но от реки шла приятная прохлада. За моей спиной встали Хорояр Вепрь, Юрко Сероштан, Кулибин и воевода Фёдор Брагин, который возглавлял приданных мне в помощь киевских воинов. Свидетели на месте, и осталось только встретить гостей.

Князь Владимирко и княжич Ярослав, оставив своих охран ников снаружи, вошли под навес. Наверняка галицкий владетель уже посмотрел на моих варягов и киевлян, отметил наличие арбалетов и порядок среди воинов. Значит, болтать попусту не станет, и разговор будет серьёзный. Впрочем, это было понятно сразу. Ведь не тот человек Володаревич, чтобы на пустую встречу напрашиваться, так что сделает мне какое-то предложение.

– Присаживайся, князюшка. – Я указал гостю на седло рядом. – И ты, княжич, садись, в ногах правды нет, а ты сегодня уже в деле был и утомился.

Владимирко всего передёрнуло, и он едва не развернулся ко мне спиной. Не привык Рюрикович к такому непочтительному отношению, а правильней будет сказать, что отвык. Поскольку давно в прошлом остались те времена, когда он, голый и босой, сверкая задницей, от своих противников убегал. И Ярослав едва сдержался, чтобы не наброситься на меня, не отошёл ещё юноша от схватки и непомерно горяч. Но это ничего. Время его от несдержанности вылечит, конечно, если он переживёт своего батю. А то времечко нынче смутное, стрелы, мечи, копья и кинжалы так и ищут княжеского тела. Поэтому предугадывать будущее и загадывать наперёд бесполезно.

Гости сели, и князь, кивнув на моё знамя подле навеса, без приветствия начал разговор:

– Странно, а мне говорили, что у ведуна Вадима Сокола, которого германские крестоносцы до сих пор забыть не могут, знамя красное, а не голубое.

– Красное для Венедии, сам знаешь, это любимый цвет варягов. А голубой – символ вечного Тэнгри, и он дорог степнякам, ханом которых я недавно стал.

– Значит, в степи решил осесть? – ухмыльнулся князь.

– Да, – улыбнулся я. – Соседями будем, князь.

– Соседство – это хорошо, – кивнул Владимирко. – Да вот только зачем ты на сторону киевлян встал, понять не могу. Неужели они тебе, славному венедскому воеводе, платят?

– Эх, князь, если бы всё было так просто. Дело не в деньгах. Я за народ русский встал.

– Так и я тоже.

– И поэтому ведёшь с собой ромеев и европейских наёмников да прислушиваешься к мнению императора Мануила, который на тебя, лишь только ты ослабнешь, ярмо наденет?

Снова князь едва не сорвался, ответить-то нечего. Но он сдержал готовые сорваться с языка злые слова, сделал вид, что не понял меня, и с ходу предложил: