– Да, княже. Воины готовятся к битве.

– Выхожу.

Изяслав Мстиславич поднялся и стал одеваться. Сам. Ибо новые веяния, которые пришли на Русь из Константинополя, когда знатного человека одевали два-три дармоеда из обслуги, ему не нравились. И пока он приводил себя в порядок, а затем облачался в подаренный ему киевскими ремесленниками дорогой панцирь, великий князь ещё раз прокрутил в голове план предстоящего сражения. Ополченцы и дружинники, под прикрытием заранее сколоченных щитов и спешенных чёрных клобуков, двумя колоннами подходят к стенам Москвы. После этого они закидывают ров, надо сказать, глубокий и наполненный водой, а затем по лестницам начинают подъём на хлипкие стены. Одновременно с этим таран бьёт в ворота, передовые отряды врываются в городок, а дальше всё просто – грубая сила против другой силы.

«Да, именно так всё и случится», – затягивая последние ремни на броне и проверяя остроту меча, подумал Изяслав и вышел на свежий воздух.

– Всё готово? – цепким взглядом оглядывая воевод, спросил он.

– Полки выстроены, – слегка кивнув, ответил киевский боярин Микита Колыванов.

– Мои батыры готовы сбить всякого, кто над тыном голову покажет, – вторил ему приземистый и чуть раскосый вождь чёрных клобуков Иван Кормушин, который по крови был больше печенегом, чем славянином.

– Венгерские рыцари рвутся в бой! – вскинув руку, воскликнул горячий угорский тысячник Бэла Ваагир, под командой которого, после того как венгерский король отозвал большую часть своих воинов на родину, оставалось всего шестьсот мечей.

– Черниговцы, смоляне, переяславцы и северцы ждут указаний, – поморщившись, доложил совершенно седой и сгорбленный годами дядя Изяслава князь Вячеслав Владимирович, который считал, что великое княжение по праву принадлежит ему, и надеялся, что настанет срок и племянник отдаст ему Киев и уступит престол.

– Воины моего народа рвутся отомстить Гюрги и Ольговичу за все обиды и разорение наших домов, – последним отозвался широкоплечий лесовик в медвежьей шкуре поверх доброй кольчуги, вождь смешавшегося с русичами прусского племени голядь Витовт Лютоверг.

– Добро. – Изяслав кивнул и посмотрел на своего духовного наставника отца Исидора, а в далёком прошлом знатного бойца боярина Ратибора Коршика: – Помолись за нас, отче, и благослови на ратный подвиг.

Священнослужитель в чёрном подряснике, прихрамывая, подошёл к Изяславу и, воздев в руках тяжёлый деревянный крест, пробасил:

– Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и оставь нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Даруй победу князю благоверному Изяславу и всему его воинству, ибо не о себе он думает, а о народе своём.

Отец Исидор отступил, а Изяслав посмотрел на солнце и мысленно произнёс:

«Перун, Сварог и Велес! Помогите одолеть врага, а я вас не забуду. Знаю, что нет во мне той твёрдости, что была у первых Рюриковичей. Но я всё равно не сдаюсь, иду по своему пути и стараюсь быть честным и справедливым, как вы и завещали нам, своим потомкам».

Одновременно с князем на небеса посмотрело не менее половины воевод, но продолжалось это недолго, так как Изя слав отдал первое распоряжение:

– Впереди пойдут угры и половина моей дружины – они слева, от Москвы-реки до дороги. А также смоляне и северцы с черниговцами – они справа, от дороги и до Неглимны. Чёрные клобуки прикрывают. Остальным отрядам быть готовыми.

Расстановка сил удивила воевод, ибо они понимали, что первая атакующая волна понесёт самые большие потери, а значит, великий князь пошлёт в авангард тех, кого ему не жалко, например язычников. Однако Изяслав поступил иначе, и это заставило вояк крепко призадуматься. Впрочем, великому князю никто не возразил, а он сам подумал о том, что воины из племени голядь ему ещё пригодятся, когда придётся выполнять свою часть договора с венедами и давать послабление родовым культам. Но мысли Изяслава остались при нём, и вскоре, выбрав удобную позицию для наблюдения за ходом боя, будущий царь стал рассматривать Москву, которая со вчерашнего вечера ничуть не изменилась. Дорога, ров, стены, и на них сотни вражеских воинов, которые были готовы встретить его войско стрелами, сулицами, камнями, деревянными чурками, смолой и кипятком.

– Княже, – рядом с Изяславом остановился Ерофей, – может, поешь?

Полководец хотел ответить отказом, мол, не до того, видишь, полки выдвигаются. Но желудок требовательно заурчал, и он кивнул: