В начале 1999 г. Масхадов объявил о строительстве исламского государства, подписал указ о введении правления по законам шариата. Вместо парламента высшим законодательным органом становился исламский совет, Шура. Но… в том-то и дело, что ваххабиты — это секта, враждующая с ортодоксальным исламом! (Еще в 1803 г. они, захватив Мекку, осквернили и разорили многие мусульманские святыни.) Басаев в ответ создал «оппозиционную Шуру», сам и возглавил ее, а президента обвинил в разделении народа «по религиозному принципу».
А в марте 1999 г. прямо в аэропорту Грозного был похищен полномочный представитель МВД России в Чечне генерал Шпигун. Требования освободить его ничего не дали (позже он был убит). Стало окончательно ясно — Масхадов не способен бороться с терроризмом. Или не хочет. Вдоль границ Чечни стали наращиваться силы МВД, вооружались отряды самообороны, размещались ракетные установки. Сюда направлялись подразделения спецназа. Была наконец-то введена экономическая блокада Ичкерии, пресекся денежный поток из России. Ужесточился режим на границе, это затруднило продажу «левого» бензина, наркотиков, перевозку похищенных людей. Одновременно по российским городам усилилась борьба с чеченскими преступными группировками. Полевые командиры задергались, у них не хватало денег на оплату боевикам.
А Басаев и Хаттаб пришли к выводу, что блокада гибельна для них. Решили, что надо наступать, выплеснуть войну за пределы Чечни. Начали прощупывать, где позиции русских слабее. В мае попытались захватить заставу внутренних войск на дагестанской границе. В ответ вертолеты нанесли ракетный удар по расположению отряда Хаттаба. С апреля по август произошло более 30 таких вылазок. Погибли и получили ранения несколько десятков милиционеров, солдат, мирных жителей. Масхадов представлял, чем это может кончиться. Арестовал нескольких рядовых бандитов. 4 июня обратился к населению по телевидению: «Встаньте рядом со мной. Поддержите меня, как вы это сделали во время войны и на президентских выборах. Помогите мне избавить Чечню от принявшего массовый характер позорного явления, связанного с похищением людей».
Говорилось это в преддверии встречи с премьер-министром Степашиным, она состоялась 11 июня, обсуждалась борьба с преступностью. Но… на следующий день 200 боевиков штурмовали президентскую службу безопасности, чтобы освободить «своих» арестованных. А в июле в Дагестане возле Кизляра обнаружили большой отряд террористов, 150–200 человек. Его накрыли артиллерией и авиацией. Но Масхадов в это же время… решил заняться «консолидацией». Созвал Совет национальной безопасности с участием Басаева, Удугова, Гелаева и других полевых командиров. Было решено, что отныне высшим органом власти станет этот Совет. Хотя Басаев с Хаттабом уже готовили вторжение в Дагестан.
Их предшествующие операции выявили, где расположены главные силы русских. Решили наступать по высокогорным районам — понадеявшись, что быстро перебросить туда войска Россия не сможет. Рассчитывали на поддержку ваххабитов Кадарской зоны. Она еще в августе 1998 г. вышла из-под власти руководства Дагестана, объявила себя независимой, разогнала местные органы управления и милицию. Правительство Дагестана еще тогда обращалось к Ельцину, умоляло уничтожить этот гнойник. Но в Кремле боялись одновременно с финансовым кризисом еще и «новой Чечни» (Басаев пригрозил, что в случае силовых акций приведет туда свою бригаду).
Вместо воинских контингентов в Кадарское ущелье прибыл Степашин, в то время министр внутренних дел. Даже после разгрома местной администрации и убийства начальника милиции он делал миролюбивые (а по сути капитулянтские) заявления: «Я бы предостерег всех от навешивания ярлыков „ваххабиты“, „экстремисты“. У нас свобода вероисповедания… все мирно будем вам помогать, я даю вам честное слово». С дагестанскими ваххабитами Степашин заключил «нейтралитет». Для них пошли денежные перечисления — замаскированный выкуп за «нейтралитет». А боевики из Чечни проникали в Дагестан небольшими группами, устраивали склады оружия и базы в труднодоступных селениях.
Имеется несколько свидетельств, что вторжение в 1999 г. спонсировал Березовский. С Басаевым он поддерживал некие личные связи. Журналист В. Измайлов ссылается на Ваху Арсанова, упомянувшего, как Березовский передал Басаеву 2 млн долларов на «восстановление цементного завода» [52]. Генерал Трошев подозревал олигарха в сговоре с террористами, когда он за выкуп очень быстро освобождал похищенных людей. Со ссылкой на Ахмата Кадырова Трошев указал, что накануне войны Березовский перечислил Басаеву миллион долларов для «укрепления дружбы между народами» [120]. Что ж, Борис Абрамович всегда считал, что «бизнес должен руководить политикой». А война — это всегда бизнес, и очень большой. Но в версию, что олигарх-авантюрист в одиночку организовывал такие потрясения, не верится.
Нам до сих пор не известно, кто же стоял за самим Березовским. А ведь кто-то же стоял. Забегая вперед, можно отметить, что на «Оранжевую революцию» на Украине деньги шли через него же, хотя режиссировали события американские дипломаты и спецслужбы. И случайным ли образом его жизнь оборвется в петле? Или из-за того, что знал много «лишнего»? Ваххабитскому гнезду в Чечне предназначалась роль детонатора для взрыва и распада России. Боевиков нацеливала на эту задачу «Аль-Каида». Но в ней была заинтересована западная «закулиса» — а в Албании и Косово в полной мере обнаружились связи западных спецслужб с «Аль-Каидой»…
В первых числах августа обстановка на границе Дагестана и Чечни резко обострилась. Для ее прикрытия в Цумадинский район выдвинулся сводный отряд милиции, но у него начались столкновения с местными ваххабитами. Органы внутренних дел Дагестана были переведены на казарменное положение, в эпицентр беспорядков начали перебрасывать бригаду внутренних войск. А 7 августа отряды Басаева и Хаттаба, около 500 боевиков, по горным тропам беспрепятственно вошли в Ботлихский район Дагестана, заняли ряд сел. «Шура Дагестана» объявила Госсовет и администрацию республики низложенными, а властью провозгласила себя. Стала распространять декларацию о «восстановлении исламского государства Дагестан», «Постановление в связи с оккупацией государства Дагестан».
У террористов имелась телевизионная аппаратура, на несколько районов начал вещание их телеканал, призывая народ к «священной войне», транслируя материалы ваххабитов. Такая ситуация как раз и послужила толчком к «смене караулов» в Кремле. Мягкость Степашина в переговорах с бандитами, его поиски компромиссов принесли очень горькие плоды. А когда началось вторжение, он прилетел из Дагестана совершенно подавленным, доложил, что положение там катастрофическое, и фактически мы уже потеряли Дагестан, оттуда придется уйти. Вместо этого 9 августа Ельцин вполне заслуженно отправил его в отставку. Исполняющим обязанности премьер-министра назначил Путина. И в тот же день назвал его своим преемником.
Из стенограмм телефонных разговоров сейчас известно, как где-то осенью Ельцин рекламировал Путина перед Клинтоном: «…Наконец, я наткнулся на него, на Путина, и изучил его биографию, его интересы, его знакомых и т. д. и т. п. Я понял, что он надежный человек, хорошо разбирается в том, что находится в сфере его ответственности. В то же время он обстоятельный и сильный, очень общительный и может легко входить в контакт с потенциальными партнерами… У него есть внутренний стержень. Он силен внутренне. И я сделаю все возможное для его победы — законным путем, разумеется. И он победит. Вы будете вести дела вместе. Он продолжит линию Ельцина, ориентированную на демократию и расширение контактов России…»
После расшифровки этих стенограмм посыпались насмешки, что выдвижение Путина «согласовывалось» с США. Но серьезной почвы под собой они не имеют. Ельцин никогда не был мудрым, но хитрить и темнить умел хорошо, еще с обкомовских времен. Большой вопрос — насколько он был искренним с Клинтоном? А после югославской трагедии он имел все основания не быть искренним. Понимал, что политику безусловного доверия к Америке надо менять. Но стоило ли об этом распространяться перед «другом Биллом»? Ельцину требовалось, чтобы избрание Путина встретило меньше помех, в том числе с западной стороны. Вот президент и характеризовал его соответствующим образом.
А в Дагестане обстановка накалялась. К ваххабитам со всей республики стекались единоверцы, расплодившиеся благодаря «нейтралитету» Степашина. Но теперь правительство возглавлял не он, а жесткий и волевой Путин. Он проявил себя хорошим организатором. Боевые действия, как и в 1994 г., начались с накладок, неразберихи, ведомственных неутыков. Начальник Генштаба Квашнин заявлял, что конфликт в Дагестане — это внутреннее дело России. Значит, и действовать должны внутренние войска, а не армия. Хотя силы МВД не имели тяжелого вооружения, несли серьезные потери. Но Путин взял на себя общее руководство операцией, самовольство генералов пресек, наладил взаимодействие различных ведомств.
Масхадов на словах осудил нападение на Дагестан. Но напрочь открестился от Басаева и Хаттаба, указал, что Ичкерия к ним не имеет отношения. Тогда вопрос был поставлен ребром, ему официально предложили действовать против террористов совместно с российскими войсками, а в Чечне уничтожить их базы, склады, лагеря. Однако от союза и любых конкретных мер Масхадов уклонился. Наоборот, 13 августа его правительство выступило с протестом против заявления Путина о возможном нанесении ударов по базам и лагерям в Чечне. Подчеркивалось, что конфликт в Дагестане — внутреннее дело России, вот пускай сама и разбирается, на своей территории. 16 августа Дума постановила считать вторжение из Чечни «особо опасной формой терроризма с участием иностранных граждан, направленной на отторжение Республики Дагестан от Российской Федерации». На этом же заседании Путин был утвержден премьер-министром.
Разгромить ваххабитов наметили по очереди. Сперва основные силы были брошены на отряды Басаева и Хаттаба в Ботлихском и Цумандинском районах. Их надежды на массовую поддержку дагестанцев не оправдались. Со времен рейдов на Кизляр население видело в боевиках бандитов. Присоединялись единицы, зато на стороне России выступили дагестанские ополченцы. Продвижение террористов остановили. Они укрепились в горах, сражались фанатично и умело (большинство в этих формированиях прошло спецлагеря, было много иностранных наемников и «добровольцев»). Атаки не приносили успеха, оборачивались значительными потерями. Но врагов перемешивали артиллерией, авиацией, ракетами. Их ряды таяли. 23 августа Басаев приказал остаткам своего воинства уходить обратно в Чечню.
После этого силы армии и МВД были переброшены на Кадарскую зону. Ваххабитам предъявили ультиматум — допустить дагестанский ОМОН для обысков и изъятия оружия. Его не выполнили. Тогда по главному здешнему селу Карамахи нанесли удар установками залпового огня и с воздуха. Но село было превращено в настоящую крепость, боевики оборудовали убежища, подземные ходы. Когда в село вошли подразделения спецназа и ОМОН, их расстреляли. Жители стали уходить из села, но выскользнула и часть боевиков, заняла позиции по окрестным горам. Развернулись серьезные бои.
И в это же время, 5 сентября, последовало второе вторжение из Чечни. На этот раз Басаев и Хаттаб собрали под своим началом гораздо больше полевых командиров с их отрядами. Целью объявлялось выручить единоверцев в Кадарской зоне, отвлечь русских на себя. На самом же деле руководство боевиков построило расчеты как раз на том, что основные контингенты наших войск ушли на Карамахи, на границе осталось только прикрытие. Значит, можно прорваться вглубь Дагестана. Двинулись уже на другом участке, в Новолакском районе. В пограничном селе Тухчар блокпост охраняли дагестанские милиционеры, их сразу смяли. На высоте рядом с селом дежурили БМП, 12 солдат и офицер 22-й бригады внутренних войск. Они дрались, пока не иссякли боеприпасы. Трое погибли, четверо сумели спрятаться. Шестерых бандиты поймали, им перерезали горло со съемкой на видео. Террористы захватили районный центр Новолакское, несколько сел. Но российское командование бросило наши части наперерез, врагов остановили в 5 км от города Хасавюрта.
Однако и по самой России началась целая серия терактов. 31 августа прогремел взрыв в торговом комплексе «Охотный ряд» в центре Москвы, одна женщина погибла, 40 человек получили ранения. 4 сентября грузовик со взрывчаткой взлетел на воздух возле жилого дома в Буйнакске. Еще один грузовик через два часа обезвредили возле госпиталя. 8 сентября — взрыв жилого дома в Москве на ул. Гурьянова, обрушились два подъезда, пострадало соседнее здание. Рано утром 13 сентября новый взрыв обвалил 8-этажный дом на Каширском шоссе. Причем накануне его проверял участковый милиционер. В здании был мебельный магазин, сданный в аренду под склад некоему Лайпанову. Участковый видел там мешки с «сахаром».
В Москве поднялась паника. Люди организовывали круглосуточные дежурства у своих подъездов. Но и правоохранительные органы, столичная администрация провели беспрецедентную работу. Были проверены чердаки, подвалы, нежилые и сдающиеся внаем квартиры с лицами, как тогда говорили, «кавказской национальности». На расследование были брошены все силы оперативников МВД и ФСБ. Фоторобот «Лайпанова» размножили, его опознали. Риелтор сообщил, что этот человек через их фирму снял помещение под еще один «склад сахара». Уже 13 сентября его обнаружили на Борисовских прудах, там нашли 2,5 тонны взрывчатки, 6 часовых устройств. Установили и личность «Лайпанова» — карачаевец Гочиев.
16 сентября в Волгодонске грузовик, наполненный взрывчаткой, обрушил еще один жилой дом. Машину купили якобы под картошку, хозяина просили подежурить в ней, но он ушел домой и уцелел. Сообщил, что покупателями были кавказцы. Всего при терактах погибло 307 человек, 1700 было ранено, искалечено. Басаев отверг свою причастность к взрывам, но Хаттаб подтвердил, что он отныне воюет не только против российской армии, но и против мирных граждан России. Подтвердила и международная экстремистская организация «Ансар аш-Шариа», заявила, что взрывы являются «исламской местью русским за обстрелы и изнасилования гражданского населения в Чечне и Дагестане».