– Да, – кивнул я, смирившись уже и с заями, и с котлетами, и со своим жалким положением в придачу.

Впрочем, за столом был человек, которому доставалось больше моего. Закончив трапезу, Эльза погнала несчастного Эльдара умываться, беззастенчиво раскрывая всем присутствующим (в моем лице) интимные подробности семейной жизни.

– Марш в ванную, – безапелляционно заявила она. – Чистые трусы не забудь в комоде. Я сейчас приду.

– Эльза… – весь сморщившись и старательно отводя от меня глаза, заканючил Эльдар.

– Жопой двигай!.. – прикрикнула Эля, и, выставив Эльдара из кухни, плеснула мне в стакан добавки.

– Зай, посиди тут, я скоро. А то сам ничего не может, кулемище. С другой стороны, – тут Эля мечтательно улыбнулась, – хоть за чей-то писюн подержусь сегодня…

Я в очередной раз поперхнулся, но счел за лучшее промолчать.

– Эй! – воскликнула она, оборачиваясь в дверях коридора. – Долго этот хлам будет у меня валяться? Не нужен, так хоть до мусоропровода донеси!

Она пинками затолкала в кухню картонную коробку – ту самую, очевидно – и отправилась мыть бедного Эльдара, уже на ходу выкрикивая поторапливающие угрозы – не слишком злобные, впрочем.

Некоторое время я просто сидел, меланхолично потягивая ром. Потом лениво нагнулся и отогнул пыльный лист картона. Книжки, книжки… ничего интересного. Вот, значит, что стало поводом для моего грехопадения с Эльзой. Без особого интереса, но все же с невольным уважением к литературе, за обладание которой я заплатил такую непомерную цену, я принялся перебирать бумажные томики. Надо же, вот Маркес, которого, помнится, я сам подарил Эле. А теперь он тут, так и не принятый своей хозяйкой. Удивительное дело, подумал я. В свое время я, не сомневаясь, поставил эту книгу на вечное первое место в рейтинге вещей, которые сформировали меня как личность. Эта книга потрясла меня, она – главное, что я читал в своей жизни; я даже, наивный, преподнес ее Эльзе, надеясь, что она изменит и ее тоже (при этом мне было отлично известно, что последней художественной книгой на ее счету был «Ленин на ёлке»). Но вот теперь, по прошествии пятнадцати лет, я совершенно не помнил, о чем этот роман. Ни слова, ни мысли не осталось во мне от него. Только знание, что этот роман – лучший. В точности, как с Асей…

А вот – взгляните-ка – мой давно потерянный старый дневник. Я с воодушевлением погрузился в него, надеясь вспомнить хотя бы себя – желторотого самоуверенного юнца, но быстро разочаровался. Всё тут было скучное и неинтересное, да еще и нацарапано будто курица лапой. Это было что-то типа набросков, которые я наивно полагал использовать в гипотетических будущих книгах. В беспокойные времена моего первого сожительства с Элей я еще не умел писать – даже надписи на поздравительных открытках выходили у меня натужно-убогими, но я уже мучительно хотел прославиться и в мечтах видел себя знаменитым писателем или, страшно подумать, поэтом. Поэтому я записывал любую белиберду, казавшуюся мне тогда ужасно оригинальной, в надежде, что когда-нибудь из этой белиберды вырастет хотя бы один паршивый рассказ. Жаль, что вместо бесполезных заметок я не давал себе труда вести самый обычный дневник с хроникой событий – его сейчас я бы прочёл с гораздо большим удовольствием.

«…двигался осторожно, как кошка по мокрой траве», «любая неорганизованная очередь берется слева», «не Пушкин, а хуй старушкин (фолк.)», «амплификация лжи», «что-то навроде морской свинки, которая и не свинка, и не морская (цит.)» и тому подобный бред.

Перелистывая страницы с раздражающе вычурными, уже ничем не трогающими словами, я выронил на пол пожухлый листок. Что тут у нас… Разглядев, я улыбнулся. Это была медицинская справка – куцая, небрежная, из тех, что выдают на медицинской комиссии в военкомате. «Не годен» – красовался бледно-фиолетовый штамп заключения, а ниже можно было разобрать диагноз, нацарапанный треморным почерком: «конституциональная психопатия (прич. 7б)». Это было тогда, когда я второй раз вылетел из университета по редкостному раздолбайству. Шли девяностые, назревало то, что потом назовут второй чеченской войной, и мы все до дрожи боялись попасть под призыв. Моей бабушке, бывшему судмедэксперту, пришлось напрячь все свои связи и опустошить гробовую заначку, чтобы раздобыть эту справку – и в два раза больше сил ей потом пришлось потратить на то, чтобы эта бумажка не оставила следов в моем личном деле. Святой человек была бабушка – если бы она не подчистила концы, не видать мне ни прав, ни охотничьего билета, ни профессорской должности. А впрочем, горько подумал я, сейчас эта справка была бы к месту. Вот, оказывается, сколько всего я забыл, может быть, и вправду я…

Пугающую мысль прервал телефонный звонок. Я привычно вздрогнул – в последнее время мне настолько редко звонили с хорошими вестями, что я напрочь забыл про то, что в нашем мире есть и другие люди, кроме Нины, Аси, Эли… кого забыл?

Это был уже знакомый номер – городской, с незнакомым кодом. Мысленно застонав, я решился ответить.

– Максим Викторович? – пророкотала трубка. – Старший оперуполномоченный следственного отдела РОВД по Сельскому району майор Собакин. У меня к вам несколько вопросов.

– Слушаю, – устало сказал я.

– Автомобиль марки «Тойота» госномер четыре-шесть-восемь, 154-й регион вам принадлежит?

– Мне.

– Мы обнаружили вашу машину…