Он встал ногами на нижний ярус, чем вырос над Жиром, и отвесил две мощные оплеухи бедолаге, который, вместо того чтобы живо использовать руки для защиты, зажмурил в испуге глаза и втянул шею, прижимая еще плотнее шерстяное одеяло.

– Слезай и вари, – орал Марк, но отклик был ровно таким же, а именно нулевым. Мало того, к заторможенности Жира добавились сопливые всхлипывания.

Недолго думая, Марк схватил кровать двумя руками и просто сметающим все на своем пути движением принялся сваливать ее набок. Словно подпиленная сосна, она со все нарастающей скоростью начала падать, а Жир в это время выглядел медведем на ее вершине, с ужасом наблюдавшим происходящее. В конце он так и вылетел с нее и кубарем шмякнулся об пол. Для него это были едва ли не самые шокирующие секунды жизни, всерьез угрожавшие дальнейшему прозябанию. Потолок, стена, проклятое одеяло, мешавшее сориентироваться в пространстве, о господи, твердый, как железо, пол. Он так лежал, обдумывая свое положение, тщетно пытаясь решить, что ему сейчас делать и кончились ли, наконец, бедствия на его голову.

– Встал и начал варить! – последовала команда, послужившая для Жира сигналом, что все-таки нужно начать что-то делать, хотя бы шевелиться.

Он поднялся на ноги, часто и глубоко вдыхая воздух как рыба, выброшенная на берег, наконец-то открыл холодильник и достал из морозильного отделения кусок мяса. Затем, схватив разделочную доску и нож, принялся резать его. Замороженное мясо совсем не планировало поддаваться Жиру, а было твердым как глыба, под месяцами не точенным ножом. К тому же оно больно обжигало руки ледяным холодом. К череде несчастий Жира добавилось еще одно, чего он никак не ожидал.

Постепенно по комнате начал разноситься тяжелый смрад, сковывающий своей тяжестью легкие. Как оказалось, Жир, пока падал с кровати, от всей души наделал в штаны и, пребывая в шоке, не заметил этого. Зато его обычно добрый сосед увидел все, чего не желал. Гневу Марка в это мгновение не было предела. Наблюдать со стороны, как человек с мокнущими штанами в объеме удушающего своей вонью пространства тщетно пытается приготовить пищу, было для него той самой отправной точкой, пройдя которую, в бешеном безумии хотелось все к чертовой матери крушить до потери сознания. Вложив в свой кулак всю ярость, всю ненависть к этому миру, что он испытывал сейчас, он подошел и ударил несчастному в голову, отчего его жертва упала навзничь. Недолго думая, по инерции Марк вылетел из комнаты, громко хлопнув за собой дверью, и быстрым шагом направился прочь, подальше от этого места.

***

Редкому «счастливцу» в своей жизни довелось испытать на себе муки настоящего гнева. И эта чертова пакость, окажись в ее лапах, так просто тебя уже не отпустит. Она словно демон, вселившийся в твое тело, отвернет от тебя все самое прекрасное в этом мире. Мало того, внушит желание все это «прекрасное» в твоей душе разрушить, растоптать, насмехаться над ним. Демоны живут только в аду, если не получат приглашение притащить его с собой.

Гнев душил Марка, выворачивал его кости, сжимал до боли мышцы, но хуже всего, изгалялся над его разумом. Он вспомнил все давно забытые обиды и события чистейшей несправедливости. Живо прокручивал перед глазами сцены унижения и неоплаченных долгов. Вознес и приукрасил их в высшей степени своего мастерства. Твоя ли вина, чужая – не важно, все послужит топливом для внутреннего ада, чтобы жечь, чтобы поднимать температуру мук. Все будет работать, чтобы держаться как можно дольше в пойманной душе, а в лучшем случае, довести до крайней точки. Вот где настоящая боль и отчаяние – эта неспособность совладать со всевластвующей в твоей душе агонией, заключил Марк.

Ночной Берлин. Теплый встречный ветер, несравненный запах промоченного дождем бетона, автомобильных выхлопов и булочных. Чувство настоящей свободы и безопасности, где голод и угроза жизни были на последнем месте среди забот. Но словно маньяк всаживал нож в свою жертву, бешеным шагом шел Марк, бросая на все ненавидящий взгляд. Да пошло все к черту! И этот городишко с его жителями и всем их скарбом! Пусть все горит синим пламенем! Просто так, даже ни за что. Просто потому, что мне плохо.

Мало-помалу, но в голове стали проявляться идеи, как избавиться от своего внутреннего бедствия, а они, разумеется, просты как мир. Нужно прежде всего раздобыть алкоголь, подытожил он про себя, нужно выбить эту напасть из моей чертовой головы.

Долго искать не пришлось, зелье всегда имелось про запас в автомастерской, где его хранил на черный день Автодед. Мера вынужденная, поскольку всю его выручку отнимала очередная жена.

Наконец добравшись до работы, Марк откупорил бутылку и, собрав все, что было схожее на еду, облегченно вздохнул. Надменно попрощавшись с олицетворением своего гнева, будто стоявшим в проеме двери и глазевшим на него все это время, он начал опрокидывать рюмки, одну за другой. Марк презирал крепкий алкоголь, один только его запах вызывал тошноту, но здесь дело принципа. После трех заходов демоны затаились.

Наступили минуты звенящей тишины в голове, где никому ничего не нужно, где никуда не нужно бежать, никому не нужно что-то доказывать. Вот где мир моей мечты. Наконец-то я могу медленно плыть на теплых волнах своего спокойствия и равнодушия. Значит, вот кто на самом деле мой самый преданный и верный друг, подумал он, рассматривая бутылку. Так тепло и хорошо. Можно закрыть глаза, и тебя будто качает, будто вращает на волнах теплого моря.

Но что это? Какого черта? Что происходит? В голове, словно вода сквозь камни, поначалу едва просочившись, а затем ритмично и непрестанно принялась капать на мозг навязчивая мысль. К величайшему разочарованию Марка, на место гнева и затем спокойствия пришла оголтелая, просто бешеная тревога. Нет, только не он, только не чертов Жир!

Память вернула его в то самое мгновение, когда он покидал свою комнату. Перевернутая кровать, разбросанная постель, а главное, Жир лежит на полу и не шевелится. Какого черта я беспокоюсь за него, он же вонючий Жир. Нужно еще накатить, прогнать эти трусливые мысли. Но нет, тут уж дело оказалось непростым. Мало того, чем дальше тянулось время, тем более несправедливыми, ужасными казались сегодняшние поступки. Перед лицом всплыла кастрюля с местами отбитой эмалью, хаос, оставленный после него, и беспомощный ребенок в изнеженном теле Жира.

Да, черт возьми, что я наделал, в конце концов пришел в себя Марк. Из-за жалкой чашки супа я избил слабого человечка. Какой же я все-таки идиот. Пусть он и ничтожество, но все же безобиден. Да живой ли он вообще после такого удара?

В конце концов, наспех убрав за собой беспорядок, он направился обратно в общежитие. По дороге пришлось обдумать, как он появится в дверях своей комнаты, что ему сделать и сказать. Марк решил, что просто посмотрит, что с Жиром, возьмет для оправдания какие-то вещи и свалит на пару дней. Ночевать придется, скорее всего, на работе, но сейчас это было неважно.

Войдя в двери, он обнаружил у себя в комнате еще троих человек – однокурсники Жира с соседних блоков. Все троица уставились на него неодобрительными взглядами полицаев на митинге рабочих и крестьян. Они были готовы ко всему. Обойдя взглядом комнату, он нашел Жира и тут же отвернулся от него. Лицо его здорово опухло после удара и вскоре, видимо, здорово зацветет. Но к великому облегчению, он был жив и здоров.

Марк резкими движениями схватил зубную щетку, пасту и еще несколько своих личных предметов, что оказались на виду, и также быстро свалил прочь. Душа хоть и успокоилась немного, но стыд все еще держал его на строгом собачьем поводке. Да, все правильно, три дня придется ночевать подальше от своей комнаты, заключил Марк. Не хочу видеть того, что натворил.