Глава 19

Учение подходило к тому самому времени, когда Марк мог гордо заявить, что самая сложная часть пути уже пройдена. Впереди его ждали экзамены, дипломная работа, но прежде стоило бы закрыть хвосты, накопленные благодаря переменчивой погоде с гололедом, жарой и дождями. Такие природные аномалии задавали невероятное количество работы в автомастерской. Мешали также жить и душащие мозг гормоны, с которыми просто договориться о перемирии, хотя бы на месяц, разумеется, невозможно. В общем, Марк переживал довольно напряженный период времени, большая часть которого уходила на работу и учебу, но никак не на себя.

В один из таких дней Марк вернулся с очередного набега на женскую часть общежития, но на сей раз познать вкус успеха ему не удалось. Мало того, ему ясно дали понять, что им просто пренебрегают.

Настроение было самым что ни на есть омерзительным. Марк ненавидел все и всех, когда оно было таковым. Но прежде он винил себя в своих неудачах. Но сегодня он был во всех смыслах голоден, зол, и предпосылок, что настроение хоть как-то улучшится в ближайшем будущем, не предвиделось.

Нужно наесться от пуза, чтобы не быть таким агрессором, выспаться, пусть ценой пропуска первых пар, и заняться, наконец, своими хвостами. Так он думал, поднимаясь по пожарной лестнице, чтобы через чердачное окно пробраться до своей комнаты. Общежитие к всеобщему неудобству на ночь запиралось, чтобы приучить студентов хоть к маломальскому распорядку.

И вот он на месте. Обшарпанный холодильник, две двухъярусные кровати, один-единственный годный стол, на котором следовало еще и проектировать чертежи, хотя учиться вроде нужно было всем троим сразу. Кроме прочего, стулья, шкаф и куча коробок среди остального барахла. Нет, это картина отнюдь не начала века, но точно, конца двадцатого. Марк взял полотенце, сходил в умывальник и вернулся обратно.

Кастрюли в холодильнике не оказалось, но она обнаружилась на столе, с торчащей из нее поварешкой. Этим-то она и вызвала раздражающие мозг подозрения. «Не дай боже, опять все сожрали», – подумал Марк, чувствуя, как кровь начинает закипать в теле. Он грубо выхватил крышку и получил то, чего меньше всего желал. Пустая грязная посудина с отбитой местами эмалью и обглоданной суповой костью на дне искренне потешалась над ним.

– Так, значит, поздно приходящему кости, – прошипел в злобе Марк.

Он встал, саданул ногой по дну верхнего яруса кровати, как раз в том месте, где решетку растягивал неподъемный зад Жира. Тот мгновенно вздрогнул, словно обжегся о раскаленную сковородку, приподнял голову, но слезать с кровати не отважился. Вместо этого он забился в ее дальний угол и плотнее накрылся по шею одеялом.

– Ты совсем обезумел, я сегодня полдня варил и что я вижу? – рычал Марк.

– Ты сегодня рано, – оправдывался Жир.

– Без тебя знаю! Где жратва?

– Я думал, ты как обычно вернешься после завтрашних пар, а до этого времени я бы успел приготовить, – мямлил толстяк.

– Давай слезай и вари, – скрипел зубами от растущей злобы Марк.

– Ты успокойся, пожалуйста, я… я слезу и сварганю что-нибудь, – мямлил тот.

– Бегом!

Жир был человеком, совершенно не приученным что-то соображать в агрессивной или быстро меняющейся обстановке. В каждом подобном случае он будто закрывался с головой в броне своего лишнего веса. И даже если на его голову сыпались ругань, плевки, груды ударов, все равно из своего черепашьего мира он выбирался только тогда, когда становилось относительно тихо и безопасно. Притом делал он это мучительно медленно для наблюдавших. В противовес этому у Марка хватило времени накопить еще больше кипящей злобы, готовой просочиться из всех щелей, но высвободиться наружу.