Книги

Три шершавых языка

22
18
20
22
24
26
28
30

Марк привстал ожидая, пока его учительница и ее мать не устроятся за столом, затем уже сел. С первых секунд на него свалился тяжелый недоверчивый взгляд, продолжившийся возмутительным блиц-допросом.

– Где вы учились, молодой человек? – спросила мамаша властным тоном.

– Я учился там-то и там-то, – ответил ей Марк.

– Какой предмет преподавала вам моя дочь?

– Она преподавала математику.

– В какой день она родилась?

– Маменька, пожалуйста, перестань, достаточно вопросов, – вмешалась учительница.

– В какую дату у нее день рождения? – повторила она еще более властным голосом, что даже стекло отозвалось звоном в старинном трельяже.

– В день Святого Мартина, то есть 11 ноября, – ответил ей Марк. – Я помню, как ваша дочь в этот день покупала печенье и конфеты, затем устраивала чаепитие после уроков, и мы непринужденно болтали на темы, совсем далекие от школы. Перед этим мы полночи клеили из цветной бумаги нелепый коллаж, разрисовывали его и дополняли теплыми словами. Мы видели ее слезы, когда дарили его ей и совершенно не понимали, почему она плачет.

Я хорошо помню ее огромного персидского кота Мякиша, которого она тайком неделю проносила в школу, когда разорвало от сильных заморозков отопительные трубы в ее доме. Кот бедный чуть не помер от наших ласк. Я бесконечно благодарен ей за то, что только с ее помощью мы могли покидать до смерти скучные стены приюта и ходили в кино, музеи и театры в выходные дни. Да даже за простые прогулки в парке, где мы искали самые большие и красивые листья, опавшие с деревьев. Редкий преподаватель, кроме нее, соглашался нас куда-то вывести. Ни одна учительница не была с нами так добра, как ваша дочь. Для детей без родителей она стала лучиком света, образцом настоящего человека с несгибаемым добродушием и нежностью, которой, с самой искренностью заявляю, было больше чем достаточно для каждого из нас.

Сделав короткую передышку, Марк посмотрел на свою учительницу. Та в свою очередь не знала куда себя деть, чтобы не разрыдаться, но встала и вышла из комнаты, извинившись прежде за свое исчезновение.

Несколько минут Марк и ледяная женщина сидели молча, и все попытки начать какой-либо дельный разговор заведомо выглядели провальными. Такой неловкости я, наверное, за всю жизнь не испытывал, успел подумать Марк.

– У нее никогда не было своих детей, она не могла их иметь, – начала ее мать уже более мягким тоном. – В свою очередь, от единственной своей дочери я не могла заполучить внуков. Я так долго злилась на нее за это, издевалась, пока доктор не прояснил всю картину. С тех пор я не могу себя простить. В довесок ко всему плохому, что сделала ей, я еще больше ненавижу себя за свою хворь, за то, что оторвала ее от ее… от ее детей. Мне и раньше было не по себе, времени для самоистязания будь здоров, но вы еще раз напомнили мне об этом. Нет-нет, я вас не виню, я до последней капли заслуживаю любое снисхождение.

И вы уж простите меня за грубую встречу. Когда видишь этот мир, ограниченный своим положением, начинаешь его искренне презирать, притом все и всех без исключения. Даже богов, даже подлое текучее время, прошлое, настоящее и будущее. И без того ясно, чего я стою, но почему же все так мучительно продолжается? И я прекрасно понимаю, чем дольше это тянется, тем больше я забираю у своей дочери. Какая подлая несправедливость, какая все-таки гадость эта жизнь. Как горестно, что несмотря на возможность изменить себя, я этого не делаю.

Когда она покинула меня, встав на путь просвещения, я ей совсем не помогала, хотя удобных случаев для этого у меня было предостаточно. Глупые обиды, глупая гордыня. Тогда я посчитала, что это она покинула меня, сейчас же думаю по-другому: это я прогнала ее. Но теперь она здесь и ухаживает за жалкой сварливой старухой. Почему она расплачивается за мои прегрешения, почему выход из этой ловушки видится только один?

Вошла учительница, и они продолжили пить чай, но уже не произнеся ни слова. Лишь часы давили ударами своего маятника, и иногда, словно ради разнообразия, звенели чайные пары.

– Прости меня, доченька, – мягко произнесла мать, не поднимая глаз от чашки.

– Ничего, мам, все хорошо, – ответила дочь.

***

Когда битый час в ванной комнате Марк силился прикрепить поручень, вошла его старая учительница и предложила выпить чаю в благодарность за работу.