– По имени. Помнишь еще, как меня зовут?
– Доррин…
«Не совсем, хоть и похоже…»
– Верно. Так и зови. Только не перед папой. Запомнишь?
Таффи закивала:
– Конечно, госпожа Э… Ой, простите…
– И на «ты» можно тоже – не так уж я тебя и старше… Ну как, договорились?
На «ты» Таффи, хоть на словах готовность и выразила, так и не перешла, да и имя никогда не произносила: всё «Вы» да «Вы» (ну, без «госпожи», хотя бы).
Сильно разговорчивее она тоже не стала, несмотря на, казалось бы, появившееся у них, наконец, хоть что-то общее – и даже
Матери у Таффи действительно не было – давно, она даже ее и не помнила. Не было никого – кроме отца, угрюмого и неласкового, вечно погруженного в работу, и всё же – горячо любимого.
– Он хороший, – вновь и вновь повторяла она. – Добрый, чуткий… На первый-то взгляд, может, и не скажешь…
Воля его была для нее непреложным законом, даже если самой ей наступала на горло. Самая мысль о войне, к примеру, вгоняла ее в ужас, но папа сказал – и пошла без разговоров. И стоять бы ей сутками у операционного стола (если б еще выстояла), не сочти отец более целесообразным поручить ей Дашу (повезло, можно сказать).
Да, чуткостью тут определенно не пахло, как и добротой – да и любовь, коли и была, то какая-то странная.
Она же его не только любила, но и – гордилась:
– Он умный такой… Дело свое знает – лучше всех, наверное. Сам король только его и слушает… Они давно знакомы… Он еще у королевы роды принимал…
– Гизэллы?
– Да… Принцы – оба – при нем на свет появились…
Тут Таффи отчего-то смутилась, а Даше сделалось забавно. Да, и
– И умерла королева тоже на его руках, – прибавила Таффи – и умолкла.
– И от чего же? – осведомилась Даша, хотя и прекрасно знала, что услышит в ответ.