— Я не доктор традиционной китайской медицины, поэтому не знаю. Есть также травянистый пион. И корни, и цветы его используются в лечебных целях. Конечно, всё, что я выращиваю, я передаю государству. У меня хроническое заболевание верхних дыхательных путей,— столь же прозаично продолжала она.— Это плохо сказалось на мочевой системе. В прошлом всякий раз, когда у меня бывала температура, мне делали инъекции антибиотиков. Но недавно я приняла стебель лотоса, который очень способствует мочеиспусканию. Сейчас я принимаю стебель лотоса четыре раза в день и чувствую себя намного лучше.

Пораженная этим её вскрытием подноготной, я спросила, как принимают стебель лотоса. Она объяснила:

— Пятнадцать минут кипятите его в воде, а затем пьёте эту жидкость, как чай. У неё лёгкий аромат. Никаких тяжёлых болезней у меня нет с 1969 года. Когда учёных-медиков попросили сделать анализ стебля лотоса, они сумели выделить лишь какой-то вид лотосного алкалоида. Но приём одного этого алкалоида пользы не приносит, потому что у стебля лотоса много других свойств. Я думаю, в будущем ученые-медики сумеют провести дальнейшие исследования его состава. Ну, а возьмите белую дневную лилию [туберозу]. Её цветок напоминает шпильку для волос; у неё сильный запах, и змеи сторонятся её. Это растение целиком можно использовать как лекарство. По сей день ученые-медики не сумели дать анализ её состава. Так что медицинская наука далеко отстаёт от требований повседневной жизни. Разумеется, американские учёные могут вести исследования в этой области, если они в том заинтересованы. Так как вы и мы живём на одной и той же широте на противоположных сторонах земного шара, вы тоже можете выращивать то, что мы выращиваем у себя. Вы видели цветок лотоса?

— Да, совсем недавно — в саду Хэйюань во дворце Ихэюань.

— Во дворце Ихэюань одни красные лотосы.

— А те, что в парке Цзычжуюань,— белые,—добавил Яо Вэньюань.

— Китайцы всегда говорили, что все части лотоса ценны,— продолжала она.— Не пропадает ничего. То, что мы ели как закуску,— это корень разновидности белого лотоса. Корень лотоса с красными цветами нельзя так приготовить. Лишь белую разновидность можно употреблять как продукт питания. Южнее Янцзы — обилие лотоса; там выращивание лотоса — обычное побочное занятие крестьянских семей.

В эту минуту в числе последних блюд обеда внесли воздушную лотосовую кашу с белыми жасминными цветами, плавающими на поверхности миски каждого гостя. Цзян Цин пояснила:

— Эта так называемая «сахарная каша из семени лотоса» сделана на просе. Этот вид проса поставляет мой родной город. Просо намного питательнее риса. Затем в блюдо добавляются яичный белок и жир.

Из беглых замечаний Цзян Цин о питательных и лечебных свойствах блюд было также видно, что ей доставляет удовольствие сознание того, что еда поступает к её космополитическому столу в столице из всех местностей страны. О первом десертном блюде — кусках красивой, розоватой на срезе дыни, какой я никогда прежде не видала,— Цзян Цин заметила:

— Это хами гуа, дыня из Хами в провинции Синьцзян,— и продолжала: — Сейчас у нас в Синьцзяне четыре миллиона семьсот тысяч уйгуров.

(Уйгуры — полезное в политическом отношении национальное меньшинство, служащее буфером между Китаем и Советским Союзом.) Мне дыня необычайно понравилась, и я сказала об этом. Кто-то, должно быть, запомнил это, потому что в последующие вечера в гостинице «Пекин» мне подавали отлично вызревшие дыни из Хами, хотя я и не заказывала их.

Настроение у Цзян Цин менялось стремительно. Когда она заметила, что во время обеда испачкала свои брюки соусом от утки, она со смехом всплеснула руками и воскликнула, что измазалась, как ребенок. Когда на десерт подали последнее блюдо, которое больше всего из когда-либо виденного мною напоминало «персик бессмертия» из даосистской[9] легенды, она насмешливо взглянула на меня:

— До приезда в Китай вы, наверно, представляли нас в своём воображении демонами с тремя головами и шестью руками?

— Не совсем. Но я вполне допускала, что здесь меня хотя бы раз назовут старым прозвищем «иноземный дьявол». Я разочарована[10].

— Ваши волосы не слишком длинны, а юбка не слишком коротка,— съязвила она и сдержанно засмеялась. Позже я обнаружу мелодичность, а иногда и остроту в её смехе.

— Массы всегда узнают и окружают меня, куда бы я ни отправилась,— заявила Цзян Цин в другой момент беседы.— Однажды я решила прогуляться вокруг дворца Ихэюань, но забыла, что тогда был День детей. Неожиданно я оказалась окружённой тысячами людей, и мне некуда было деться.

— Меньше видят — больше восхищаются, больше видят — меньше восхищаются,— добавила она.— Когда я выезжаю на машине, я должна опускать не одно, а целых два матовых стекла, иначе массы узнают меня, закричат и побегут за машиной. Особенно трудно, когда выезжает Председатель Мао. Стоит кому-нибудь заметить его, и массы устремляются за его машиной. Когда выезжает премьер Чжоу, массы стараются привлечь к себе его внимание и толпятся вокруг, чтобы пожать ему руку.

После обеда мы направились в тот вечер в театр Тяньцяо. Прибыли мы туда с опозданием на час. Ставился по заказу «Красный фонарь» — первая опера, переделанная Цзян Цин в соответствии с теми пролетарскими политическими нормами, которые она навязала всем видам искусства во время культурной революции.

По окончании оперы Цзян Цин устроила пышный выход и направилась в закрытый вестибюль, где мы опустились на огромный диван. Как только за закрытой дверью утих шум от уходящих зрителей, она пристально посмотрела на меня и сказала: