Существует две вещи в моей жизни, о которых я до сих пор не люблю говорить.

Первая – это то, что Йолу спас не я и не полиция, а именно программа Иешуа.

А вторая – это тот факт, что я наверняка убил бы Денниса, если бы моя дочь этому не помешала.

Я, решительный противник самосуда и смертной казни, колотил бы и колотил по разбитой физиономии извращенца, пока его мозги не брызнули в разные стороны.

Но, словно разбуженная дьявольским поцелуем, Йола открыла глаза в тот самый момент, когда подонок наклонился к ней во второй раз.

К этому моменту я уже пять минут торчал в темноте, за прикрытой дверью сортира. Активировав режим ночного видения своего новехонького телефона – в качестве доказательства, чтобы извращенца судили не только за похищение, но и как минимум за попытку изнасилования. Раздираемый противоречивыми чувствами – надеждой, что оказался в правильном месте, и страхом, что сделал неправильные выводы из моих воспоминаний.

Еще недавно, беспомощно стоя на улице перед своим домом и простирая руки к небу, я действительно не знал, что мне делать.

Все ужасы, безумные события, страдания, которые выпали нашей семье всего несколько недель назад, снова прокрутились, как кинопленка, перед моим внутренним взором. Бесконечно сопровождаемые словами Джеймса Эдвардса, которые он произнес в той высотке под снос: