— Все равно. Спасибо, — сказала Грейс и пошла на второй этаж.

Ступеньки под ногами не скрипели, с потолка не свисала паутина, а засохшее растение убрали в первый же день после покупки. Двери заменили, переклеили обои, уложили новые полы. Дом выглядел как новый, но ощущался старым. Этим он Грейс и нравился.

Их спальня была огромной, занимала весь второй этаж, но Осборн смог сделать ее уютной. Разноцветные наброшенные друг на друга ковры, картины, мягкие кресла, большой светлый камин и множество ярких красок на полу, стенах и даже потолке. Грейс ничего не планировала, не прикасалась к ремонту, даже не ездила в дом до того, как Осборн не доделал все, что хотел. Дом поначалу показался ей странным. Грейс чувствовала, будто на место преступления накинули плед и подумали, что этого достаточно. С особенным страхом девушка поднималась на второй этаж. Когда открывала новую еще пахшую лаком дверь, рука Грейс дрожала. И, как оказалось, — зря. В Грейс спальню влюбилась с первого взгляда. Она совсем не похожа на то, что было тут до них. Комната дышала, казалось, даже пахло цветами. Здесь появилась жизнь.

Грейс переоделась, села в кресло у библиотечного уголка, который Осборн отгородил так, чтобы Грейс могла видеть всю комнату, но сама могла бы спрятаться. В окружении книг, разноцветных обложек на фоне шкафа из светло-коричневого дерева, Грейс чувствовала себя в безопасности. Ей наконец-то спокойно.

Она читала в кресле недолго. По шее пробежался прохладный сквозняк, и по коже пробежались ненавистные мурашки. Грейс встала, откинула окно, перебралась на широкий крепкий подоконник, поджала ноги и прислонилась головой к стеклу. Она смотрела на первые золотистые листья, упавшие с деревьев, которые качались на воде в мягком кругляшке отражения солнца. Через раскрытое окно в комнату влетал ароматный воздух. Пахло прелой землей и сладким тестом, долетавший от самого Ластвилля. В лесу осень приходила раньше. Грейс представляла, почему. Лес многое видел, лес натерпелся. Лес просто устал.

Грейс закрыла глаза и почувствовала привычный холод невидимых прикосновений. Даже в оживленной волей Осборна спальне они не могли оставить в покое.

Иногда ей слышались шорохи на первом этаже. Словно кто-то вставал с дивана, медленно шел к лестнице и, почти не касаясь ступеней, поднимался к их двери. Маленькие камни падали с голых ступней, стукались о паркет и падали со ступени на ступень. Тяжелое дыхание человека, чью шею словно связали шарфом. Хриплое тихое дыхание уставшего после бега дикого зверя. Грейс подходила к двери, прижималась ухом к прохладному дереву и вслушивалась. Казалось, за дверью рвано вздыхали.

Но каждый раз, стоило Грейс распахнуть дверь, за ней оставалась только пустота.

Вдруг на первом этаже послышались шаги. Грейс прислушалась, закрыла глаза. Шаги никуда не делись. Отворилась входная дверь, тяжелые стуки каблуков о дерево эхом отбились от стен.

— Грейс, ты наверху? — послышался с первого этажа голос Осборна.

Грейс улыбнулась.

— Да! Я сейчас приду! — крикнула она в ответ. Пустота отступила. Наконец-то Осборн был дома.

Грейс переоделась в домашний костюм. Осборн отапливал комнаты так сильно, что можно ходить голышом, но из-за других людей в доме приходилось ограничиться в легкими штанами и майкой. Грейс накинула поверх зеленой футболки кардиган и спустилась на первый этаж.

Осборн валялся на диване в гостиной и завороженно глядел на пожиравшие нарисованные поленья язычки пламени и покусывал ноготь на большом пальце. Длинные, сплетенные в косу, волосы лежали на спинке дивана, и кончик косы свисал, как крючок, который только подцепить — и поймать Осборна, как рыбку. На лице яркими пятнами плясали отражения огоньков.

Когда Грейс вошла в комнату и посмотрела на него, вдруг замерла, ноги онемели.

Осборн в белоснежной рубашке, только что из стирки, но где-то уже успел испачкать рукава. Пуговицы на груди расстегнуты и изящные полоски ключиц особенно хорошо проглядываются в полумраке комнаты. Осборн забросил ноги на кофейный столик. Голые ступни его, чуть пыльные, в мелких царапинках, большие и при этом аккуратные, с синими полосками вен, уходящими к коленям, под легкими серыми домашними штанами, покачивали пальцами в такт несуществующей в реальности музыке.

— Ты так быстро? Из окна спрыгнула? Заходи! — весело воскликнул Осборн и поспешно сбросил ноги.

Грейс не переживала за судьбу кофейного столика: его давно пора выбросить, еще с того дня, когда Осборн решил поджечь на нем неудавшиеся стихи и чуть было не спалил столик целиком. Черное пятно не отмылось, но это всего лишь рана.

Грейс же смотрела на него и вспоминала другого. Звездный свет, тонкой полосой спустившийся на землю и облачившийся в одежду. Тонкие руки, синие полосы вен, яркие красные точки на сгибе локтя и прозрачные глаза, отказывавшиеся верить всему, кроме искренности и самой веры.

Шелдон. Как же давно от него неслышно. Все надежды погибли еще в первый год, когда даже Джим не смог отыскать ни его, ни Сабрины. Они сверялись картами, обзванивали больницы и вокзалы. Ничего, будто бы исчезли, растворились в воздухе. Поисковая группа пожимала плечами. А они втроем понимали: не испарились, просто ушли на противоположную сторону. Как и собирались, как и было предначертано им. Они вдвоем, самые отчаянные и верные Джексону, ушли. Оставалось только надеяться, что там им, наконец, покойно.