Новая сигарета принесла с собой лишь тошноту, — слишком утомительными были последние дни, и слишком много оказалось выкурено.

Ира пришла ровно в девять, одетая в теплый спортивный костюм. Стоя на лестничной площадке, она протянула парню ключи.

— Как хоть добрались? — задал вопрос Виктор с интонацией неподдельного переживания.

Видимо, именно эта интонация заставила Иру ответить:

— Плохо.

— В чем дело? — Виктор ощутил, как в горле у него встал комок от предчувствия нового кошмара, он уже давно не ждал от Иры ничего хорошего, радостного. — И…, почему ты в спортивном костюме? Где твоя любимая шубка?

— Нет больше шубки, — плотно сжатые губы девушки открывались и закрывались, подобно ножам маленькой гильотины.

— Что с вами произошло?

— На меня ночью напали, шубку порезали, сумочку отобрали. Хорошо хоть, ключи твои, да свой мобильник в карман кофты положила, — у Иры на глазах навернулись слезы. — А Чуш… убежал…

— Как? — Виктор побледнел.

— Вот так, — Ира развернулась, и начала медленно спускаться по лестнице. — Он ведь декоративная собака. Когда началась потасовка с хулиганами, ему, видно, стало страшно.

В голове у Виктора застучало от прилива крови.

— С тобой-то, главное, ничего не случилось, ты в порядке?

Все хорошо, мне просто собаку жалко, — Ира засунула руки в карманы курточки, спустилась на первый этаж и вышла из подъезда.

Виктор вернулся в свою бессменную комнату для размышлений, то есть в кухню, и продолжил анализировать ситуацию, теперь уже всю, целиком.

Виноваты были оба, и он (в том, что не сдержался или, хотя бы, не вызвал им такси), и она (в ее эгоистичных поступках и гордом самодурстве). Теперь приходилось расплачиваться — ей ночным испугом, потерянной шубкой и, главное, — Чушем, ему — собственным спокойствием, явно утраченным надолго. От осознания того, что этот милый пес сейчас где-то бегает, голодный, холодный, у Виктора сжалось сердце. Он, правда, надеялся на породистость собаки, и на его поводок, такого пса должны заметить (если он не попадет под машину, если его не съедят бомжи, если не переделают наколотый у него на брюхе номер и не продадут кому — ни будь, если, если, если…). Кроме спокойствия, Виктор расплачивался собственным временем; истекал последний день, который он взял в счет своего отпуска. Желания что-то сделать по дому уже не было, — руки опустились.

Однако оставшееся время не прошло впустую. Парень узнал телефон приюта для бездомных собак, позвонил туда, поинтересовался, не приводил ли кто к ним доброго, рыжего чау-чау (конечно же, никто не приводил) и подал объявления во все местные газеты о пропаже собаки.

Виктор лег спать рано. Завтра, на работе, ему требовалось быть отдохнувшим и внимательным, ибо передавали снегопад, очевидно, один из последних этой весной. Водителей по радио предупреждали о снежных заносах, пурге, гололедице, и просили, без особой надобности, никуда не выезжать. Хорошо было бы никуда не ехать, но если крутить баранку, — являлось его работой, значит, стоило сосредоточиться.

Снегопад на следующий день действительно был чудовищный. Создавалось такое впечатление, будто небеса разверзлись, и на землю обрушился «замороженный» всемирный потоп.

Избегая движения по улицам, где дорога вела в гору, ибо почти все машины, исключая, разве что джипы и другие полноприводники, беспомощно буксовали на скользком подъеме, сердито разбрызгивая по сторонам снежную кашу, Виктор почти закончил смену, когда его неожиданно командировали за город, на местную базу главснабжения для перевозки партии цемента. Кому оказался нужен цемент в такую погоду, Виктор не понимал, но был доволен, что поедет назад груженым под завязку.