То, что она слышала, было версией рассказа военной машины, когда Аш беседовала с големом, чтобы доказать Леофрику свою полезность. Теперь она узнала больше, чем знала машина Леофрика, — значительно больше; теперь она постигла значение огромных каменных сооружений — неподвижных, не имеющих рук, чтобы манипулировать миром, только способных мыслить, и Голосом…
— Это были вы. Не визиготы! Это вас проклял Рабби!
— Маленькая душа, маленькая душа… — зашептали обрадованные голоса в ее сознании, но теперь их было много:
— Это не проклятие, мы манипулируем нашим собственным развитием, манипулируя энергиями духовного мира. Для этого мы берем нашу силу из ближайшего и самого большого источника на небе — от солнца.
Над ее головой — черное сверкающее дневное небо.
— Мы это делаем с тех пор, как обрели сознание, пять тысяч лет назад. Тогда для голема, созданного Рабби, потребовалось больше энергии. И вот солнце над Карфагеном кажется вам уничтоженным. Спрятана только та его часть, которую вы наблюдаете глазами, — «свет», при котором вы воспринимаете мир. Тепло понемногу еще просачивается. Поэтому не растет хлеб, но все же на земле не образуется льда. Две сотни лет назад эта страна стала страной Сумрака; ночные звезды видны в течение всех дневных часов, солнце невидимо. Проклятие Рабби!
Раздались непонятные звуки — Дикие Машины смеялись. Наверное, так смеется сам дьявол.
В сознании Аш возникли их зрительные черные образы — они надвигались и теснили ее. Несколько крошечных искорок в бесконечной тьме, как искры от лагерного костра. Вокруг — тишина, только слышны машинные души, говорящие одновременно. А затем заговорил новый голос из темноты…
Шепот продолжался:
— Мы не думали о вас — маленьких душах… Вокруг нас выросла человеческая культура, настроенная на войну. Они принимали тьму за должное. Здесь не могло быть земледелия, и они отправляли армии в плодородные, освещенные солнцем страны… Так полезно для нас, для наших далеко идущих целей!
Но все же было недостаточно прятать наши голоса в тактических данных военной машины, управлять людьми с ее помощью, и мы заставили предков Леофрика начать программу селекции.
С Илъдихо не вышло, но мы продолжали работу с ее детьми. Мы ждали две сотни оборотов солнца, чтобы вырастить создателя чудес, с которым мы бы могли говорить, разговаривать, командовать…
— Фарис! — договорила за них Аш.
— Потомок Гундобада, хоть и отдаленный. Гундобад, которого вы зовете визиготским «святым»; мы воспользовались его реликвиями.
— Он не святой для вас. Так? Не святой.
— Не столько святой, сколько творец чудес. — Голосов было много, они опять были веселыми. — Один из этих очень, очень редких душ, как этот ваш Зеленый Христос, который в силах индивидуально менять реальность и таким образом создавать «чудеса».
— Богохульство! — произнесла Аш и чуть не схватилась за меч, чтобы сражаться за Господа на Древе, если бы только могла пошевелиться, освободиться от власти этого бесконечного момента, этой секунды, растянутой на всю вечность.
— Необходимость. Мы не можем физически ничего совершать, ничего не можем изменить. Мы только голоса в ночи, отнимающие тепло от ваших маленьких душ. Голоса, которые могут убедить, развратить, воодушевить, обмануть, соблазнить… в течение веков… до настоящего момента…
А в настоящий момент — и это весеннее солнцестояние, когда солнце потемнело по всей земле, когда мы заполучили для себя больше сил, чем у нас было за десять тысяч лет!
— Вторжение!