— Мы тебя обследуем.

— Откроем тебя.

— Что ты. такое есть…

Никакими силами Аш не могла раскрыть рта, разжать горла; голос ей отказал. Ноги непроизвольно несли ее вперед; и она содрогнулась, подчиняясь телу, ее охватило такое состояние, какое бывает, когда затошнит: тело само знает, что ему делать…

— Приходи.

Не призыв, а приказ; и в ее сознании, помимо ее воли, забилась паника; вся в синяках, все у нее болит, но она упорно идет во тьму. И ее не остановить.

— Командир! — окликнул ее Эвен Хью. — Морган, хватай ее!

Пара рук схватила тело Аш, гладкое в доспехах. Это Флора дель Гиз. Тело Аш само знает, что эти руки надо сбросить; напрягшись, оно бьет кольчужной рукавицей Флору по глазам.

— Назад!

Это прозвучал голос валлийца, и по доспеху, по спине, ей нанесли два сильных удара, свалили на землю, древками двух алебард пришпилили к разбитой карфагенской мостовой; так, что она не может воспользоваться своим доспехом как оружием, не может достать рукой меч, вообще не может шевельнуться.

— Ты с ней поосторожней, лекарь, — голос Эвена Хью. — Учти, она привыкла убивать. — И бросил через плечо, всем телом оперевшись на древко алебарды: — Такое бывает в битве. Истерика. И я раньше такого насмотрелся. Все будет в порядке с ней. Может, придется отнести ее на суда. Томас, не можешь ли подвинуть свою жопу, чтобы мне было ее видно? — Эвен Хью смотрит на нее сверху вниз своими блестящими черными глазами. — Ну как, командир? В порядке?

Голос ей не повинуется. Теперь она закашлялась, почти не в состоянии дышать, как будто тело забыло, как это делается. Она чувствует, что ноги ее шевелятся, так лягается умирающее животное; ноги стараются поднять ее и повести на юг, туда, где земля дрожит у подножия великих пирамид; где Дикие Машины упиваются под черным небом тем, что сделали с людьми.

— Несите ее, — резко говорит Флора дель Гиз. — И отнимите у нее этот чертов меч!

Ничего, больше ничего, только смущение; пока они ее поднимают, она сопротивляется практически помимо своей воли. Она бьется в руках несущих ее людей, они устремляются через пустыню, ориентируясь по созвездиям.

Голова повисла, стальной шлем бьется о выступающие на поверхности камни и твердые комья земли, от ударов она дуреет и прикусывает язык, ощущая во рту слабый привкус крови. В поле зрения запрокинутой головы прыгают силуэты Диких Машин, топают солдатские ноги. Доспехи; тьма.

Малая толика сознания еще остается у нее в собственном распоряжении, не подчиняется вторжению чужого разума.

Аш могла бы нанести убийственные удары, но не стала этого делать. Она могла бы воспользоваться своими умениями, режущим ударом кольчужной рукавицы поразить уязвимые суставы коленей и локтей. Но — неподвижна.

«Они не знают, как, — догадывается ее подсознание, — и они не смогут меня заставить.

Но они могут заставить меня уйти от своего отряда, заставить меня прийти к ним…»

Она напрягается — пленник своего тела. Голова ее горит как в огне. Сильная воля — воля свободного человека — не желает покоряться, и плевать, что там порываются сделать ноги, которые вышли из подчинения.