Книги
Только после Вас. Всемирная история хороших манер
Пугающий, сумасшедший смех
Почему смех – сам по себе вещь веселая и радостная – в неверном контексте воспринимается как признак невоспитанности? Все дело в том, что по своей природе смех брутален и импульсивен; это проявление инстинктивного поведения, выражение личностных эмоций, которые человек цивилизованный должен уметь держать в узде. Смех может казаться пугающим также потому, что обнажает зубы: подобная гримаса с древности означала угрозу физической расправы. Так, Эразм Роттердамский в своем наставлении подчеркивал необходимость сдерживаться в минуты веселья: смеяться дозволялось, однако делать это следовало по возможности тихо и не раскрывая рта. Обнажающую зубы «сардоническую» улыбку Эразм считал признаком дурного воспитания, поскольку скалиться пристало лишь собакам. Если же смех тяжело было контролировать, то, по мнению автора трактата, стоило прикрыть лицо.
К смеху всегда примешивается толика страха. Шутка возникает, когда случается что-то странное, нечто необычное и потому пугающее. Если ненормальность происходящего воспринимается не слишком серьезно, тогда рождается смех. Смех пробуждает в человеке приятные эмоции, поскольку он означает, что опасности удалось избежать.
Так, например, в библиотеке Ламбетского дворца хранится датированная 1350 г. рукопись, в которой отец наставляет сына следующим образом: «Чем более высокое положение ты занимаешь, тем менее требовательным и более скромным тебе надлежит быть. Не стоит много смеяться, ведь смех – признак сумасшедших».
Со смехом могут быть связаны двоякие чувства еще и потому, что безумие и смех кажутся нам неким естественным способом связанными друг с другом. Если, скажем, одинокий человек плачет в автобусе, то окружающие сочтут это признаком грусти, но если же кто-то в одиночестве смеется, это легко будет истолковано как поведение сумасшедшего. То есть смех разрешен, но исключительно в компании. Эразм в свое время обобщил эти соображения, заявив, что смеяться вслух над своими мыслями свойственно разве что страдающим от душевной болезни, однако если нечто подобное все же происходит с нормальным человеком, то смеющийся должен поделиться с окружающими причиной своего веселья.
Кроме того, французский философ Анри Бергсон подчеркивал социальную природу смеха:
«Каким бы искренним смех ни считали, в нем всегда кроется мысль о союзе или даже о партнерстве по преступлению с другими – реальными или вымышленными – смеющимися людьми. Чтобы смех был понятен, его нужно вернуть в его естественную среду, в общество».
Когда остальные смеются, к общему хору лучше присоединиться. Смех, даже деланый, заразителен. Именно благодаря этой особенности в США и придумали комедийные шоу с постановочным смехом, где задача зрителей в зале заключалась в том, чтобы смеяться над происходящим, заставляя также улыбаться и аудиторию, которая смотрит шоу дома на диване. Однако зрители в зале могли развеселиться в неподходящий момент, поэтому в 1950-е гг. изобрели закадровый смех – запись, которую на стадии монтажа делают фоном программы. В Европе практика закадрового смеха в телепередачах, будь он настоящим или же записанным заранее, никогда не принимала таких масштабов, как за океаном. Некоторые исследователи пришли к выводу, что заранее «осмеянные» программы сделали американских телезрителей менее критичными к материалу, который преподносят им СМИ. А кое-кто даже утверждает, что без закадрового смеха рядовой американец не способен понять разницу между комедией и драмой.
Несмотря на то что смех сплачивает, он также способен создать агрессивную атмосферу. Смех формирует связи, но также и проводит границы: если человек не может посмеяться над чем-то смешным для окружающих, он чувствует себя в их среде чужим, а если над кем-то насмехаются, то это быстро вызывает в объекте насмешек агрессию. Сам по себе смеющийся человек, однако, редко бывает агрессивным. Как писал выдающийся австрийский зоолог и зоопсихолог Конрад Лоренц: «Если собаки, которые лают, подчас могут кусаться, то люди, которые смеются, не стреляют никогда».
Глава 6
Преодолевая агрессию
Автор появившегося на свет в викторианской Англии и позже ставшего популярным также в США пособия по этикету, писавший под псевдонимом «миссис Джейн Астер», обобщил то, что является важнейшей и основной причиной правил поведения: они контролируют скрытую агрессию в человеке и заставляют его при взаимодействии с другими людьми обуздывать свои чувства. Как становится ясно из приведенной выше цитаты, еще в XIX в., если речь шла о женской чести, считалось совершенно нормальным наградить дурно воспитанного человека хорошей зуботычиной, однако делать это стоило по-джентльменски. Настоящий джентльмен непременно должен был владеть правилами боя на кулаках.
Если правила поведения не выполняются или же их не существует вовсе, то легко создаются негативные ситуации. Поведение может даже не быть открыто угрожающим, достаточно, если отсутствуют некоторые общепринятые жесты и движения, призванные подчеркнуть дружелюбие. Современный воспитанный человек в Средние века вряд ли прожил бы долго, поскольку избежать стычек, порожденных агрессивностью, тогда было практически невозможно.
В 967 г. саксонский дворянин Вихман Биллунг-младший оказался пленником войск, находившихся в подчинении у польского князя Мешко. Вихман долгое время сражался против своего дяди, герцога Саксонии Германа Биллунга, союзником которого и был Мешко. Вихман пытался сбежать, однако был окружен и бился до тех пор, пока не почувствовал полное изнеможение. Когда солдаты Мешко узнали, кем был их пленник, они предложили ему свободу и охранное письмо, чтобы пройти через вражеские земли. Однако Вихман, не забывший о своем титуле, отказался сдаваться тем, кто стоял ниже его на общественной лестнице, и потребовал оповестить князя Мешко, которому готов был отдать оружие. Польские солдаты согласились, однако в ожидании князя все продолжили сражаться, и в результате гордый пленник был убит.
В наше время чувство собственного достоинства Вихмана Биллунга и его представления о чести кажутся абсурдными, однако в X в. его поведение считалось героическим и совершенно естественным. Аристократ покинул этот бренный мир ровно так, как и полагалось: с оружием в руках, защищая свою честь.
Средневековая культура была во всех отношениях более жестокой, а общение более прямым, нежели сейчас. Поскольку эмоции демонстрировали в открытую, невинная шутка могла легко обернуться кровавым поединком. Так, некий житель Флоренции в 1216 г. устроил у себя во дворце пир, гостями на котором были влиятельные горожане. Во время ужина шут выхватил блюдо перед носом у молодого Буодельмонте, что повеселило всех гостей, кроме объекта шутки. Когда господин Арриджи обвинил Буодельмонте в недостатке самоиронии, вспыхнула ссора. Арриджи кинул в Буодельмонте блюдом, тот же в ответ ударил противника ножом. В результате между представителями двух влиятельных родов разгорелась самая известная в истории города вражда, которая в итоге привела к появлению на свет двух противоборствующих политических групп: гвельфов, поддерживавших папу римского, и их противников гибеллинов, выступавших на стороне императора.
Противостояние, зародившееся во время описанного выше пира, спустя несколько десятилетий привело к изгнанию из Флоренции всех белых гвельфов, в числе которых был и великий Данте Алигьери, отец итальянского литературного языка.
Оскорбление чести и достоинства в Средние века являлось в буквальном смысле слова смертельно опасным делом, и представитель любого социального слоя был готов немедленно обнажить оружие, если была задета его честь. То есть совет, включенный в состав «Двустиший Катона» (Disticha Catonis), использовавшихся в Средние века не только для изучения латыни, но также и в качестве пособия по воспитанию мальчиков, был полностью обоснован: «Когда твои товарищи обижают тебя, сын мой, позаботься о том, чтобы твоя вспышка гнева не привела к последствиям, о которых ты впоследствии пожалеешь». Применение физической силы также определяло позицию в обществе: если тебе было что терять, ты должен был уметь оборонять свое имущество. В эпоху феодализма человек, который не мог защитить то, чем владеет, в итоге не способен был владеть ничем.