— Действительно, почему? — Генрих растерялся.

— Вы уловили ее движение к калитке?

— Точно! Пятно в тумане как будто приблизилось и исчезло из зеркала.

— Теперь нам остается установить время. В какой заход вы заметили женщину в черном?

— Не помню.

— Но если вы поспешно смылись, то, наверное, больше не стали выходить?

— Наверное.

— Настя… тьфу, Юля!.. уже подсмотрела Анатоля с бутылками?

— Сейчас… кажется, да.

— Вы слышали стук двери, когда ушла Любовь Донцова?

— Слышал. Могу сказать точно: та женщина появилась позже.

— Свою Настю в зеркале вы, надеюсь, узнали бы?

— Да уж… и у нее сиреневая куртка с капюшоном.

— Тетя Май не красится. Значит, это была Печерская. И — никаких звонков в дверь. У нее был ключ. Или… или кто-то уже поджидал ее в комнате тети Май и увидел из окна.

— Неужели вы думаете, что убийца находился в доме, когда я выходил?

— Все может быть. Если гибель Любы не случайна, она должна была что-то заметить, услышать… словом, уловить что-то подозрительное, когда уходила.

— Но ведь ее пристрелил больной!

— Больного некто направлял. Некто невидимый, но обладающий таинственным голосом.

— Что-то я совсем запутался, — признался Генрих.

— Я тоже. Ничего, распутаем. У вас сейчас есть время?