«Наша договоренность очень простая: мы платим по общим тарифным ставкам до Мичигана и всех других пунктов, и то же самое требуется от других отправителей. У меня есть ясное понимание с соответствующими людьми, что мы не обязаны платить больше, чем ранее, и этого не ожидается, а чтобы мы не остались без денег… мы каждый месяц будем вычитать из выплат Чикаго сумму, эквивалентную соответствующему платежу по всем другим пунктам. Вы сразу же увидите цели этого и заметите, что в нашей ситуации ни лучше, ни честнее договоренности, ни более удовлетворительной для нас нельзя было достигнуть»³⁷.

Когда член комиссии штата Миссури по железным дорогам в 1887 году объявил единые грузовые тарифы, Томпсон сообщил Рокфеллеру: «Мы имеем причины полагать, что распоряжение будет отозвано. В любом случае, железные дороги не будут уделять ему внимания»³⁸.

Возможно, подобные устные договоренности помогли умиротворить «Стандард Ойл» в преддверии Закона о торговых отношениях между штатами. Кроме того, никакое правительство не могло лишить ее гигантского парка цистерн и прибыльных отчислений, которые он приносил; «Стандард Ойл» не была обязана предоставлять железнодорожные цистерны конкурентам. От равенства, предписанного законом, даже пришли неожиданные дивиденды. Новая Комиссия по торговым отношениям между штатами постановила, что железные дороги должны брать по одним ставкам за нефть в бочках (которыми пользовались независимые производители) и в железнодорожных цистернах (которыми пользовалась «Стандард Ойл»); в результате дороги впервые могли выставлять счет за вес бочек, поставив независимых отправителей в невыгодное положение. На короткий промежуток времени закон о торговых отношениях между штатами, возможно, и приостановил сотрудничество трестов и железных дорог, но они постепенно нашли способы обходить закон и соскользнули в проверенные договоренности. Борьба с железнодорожными скидками еще целое поколение оставалась пунктом реформаторов. В 1907 году «Стандард Ойл» ненадолго выкатили крупнейший штраф в истории за практику, от которой она, предположительно, отказалась уже давно.

К выборам 1888 года столь широко распространились протесты против трестов – в нефти, виски, сахаре и множества других, – что экономическую концентрацию сурово осуждали политические программы обеих партий. Аграрные реформаторы Юга и Запада оживились против железных дорог, как повитух монополии. Протестанты выступали против кризиса морали, сопровождавшего индустриализацию и создавшего перекос в распределении богатства. Резко повысилась активность организованного труда, в 1886 году членство в «Ордене рыцарей труда» взмыло до семисот тысяч человек. В тот год полицейские стреляли в пикетчиков на заводе уборочных машин Маккормика в Чикаго и спровоцировали протест в Хеймаркете, где взрыв бомбы унес жизни семи человек. В 1888 году Эдвард Беллами опубликовал популярный утопический роман «Взгляд назад», описав социалистическую версию технократического общества, захватившего Америку. Широкая публика не знала, что и думать, и рассматривала новых предпринимателей то как жуликов, то как героев. К 1888 году Рокфеллер начал появляться в льстивых журнальных статьях о богатых американцах, но «Уорлд» Джозефа Пулитцера и другие газеты выделяли его как известного короля трестов. Пресса поддерживала шумиху вокруг «Стандард Ойл», требуя активных действий против трестов на региональном и государственном уровнях.

В разгар роста критики Рокфеллер вновь оказался под пристальным вниманием следователей правительства. Комитет сената штата Нью-Йорк выяснил, насколько уклончив он может быть, когда расследовал деятельность «Стандард Ойл» в 1888 году. Пристав с повесткой пришел на Бродвей, 26, но ему сказали, что господина Рокфеллера нет в городе. Когда он отправился на 54-ю Западную улицу, 4, ему сказали, что господин Рокфеллер дома, но его нельзя увидеть. Чиновник провел ночь, прикорнув на веранде Рокфеллера, на случай, если магнат попытается отбыть рано утром. Вскоре после восхода солнца он позвонил в звонок, но ему ответили, что господин Рокфеллер уже ушел. Вежливо отрицая, что избегал пристава, Рокфеллер позже объяснил, что находился в Огайо и поспешил обратно, как только его уведомили о расследовании. На самом деле Рокфеллер держал в секрете и посещения Кливленда, так как опасался, что там ему вручат повестку по иску от местных переработчиков.

Чтобы подготовить Рокфеллера к слушаниям в сенате штата Нью-Йорк, «Стандард Ойл» наняла известного адвоката Джозефа Х. Чоута. Чоут не сразу оценил своего необычного клиента, который сердечно приветствовал его, а затем лениво растянулся кушетке. Чоут попытался задать несколько вопросов о компании, но неразговорчивый клиент ничего не сообщил. Адвокат был раздражен, что этот вялый человек продолжает выспрашивать его. «Я не понимаю, как быть с господином Рокфеллером, – обеспокоенно спросил Чоут у Флаглера. – Он кажется таким беспомощным. Все время задает вопросы». Флаглера это позабавило: «О, вы увидите, он в состоянии позаботиться о себе. «Не беспокойтесь за него»³⁹.

Несколькими годами ранее, давая показания в Олбани, Рокфеллер ответил на тридцать вопросов подряд отказом говорить по совету адвоката. Он понимал, что в этот раз ему придется хотя бы выглядеть более общительным. Морозным утром в феврале 1888 года, безупречно одетый, в сюртуке и цилиндре, Рокфеллер вошел в переполненный зал заседаний Верховного суда в городе Нью-Йорк, бок о бок с Джозефом Чоутом. Так как он быстро становился мифической фигурой, его показания широко освещались в прессе. В сорок восемь лет он оставался красивым человеком, с коротко стриженными волосами и аккуратными рыжеватыми усиками; он вошел уверенной походкой. Но при ближайшем рассмотрении становились заметны тени под глазами, и он казался старше и более уставшим, чем несколько лет назад. Теперь он нес бремя тяжелее, чем мог себе представить.

Чоут вскоре увидел, что может не переживать за клиента. Как многие бизнесмены своей эпохи, Рокфеллер гордился способностью сбивать с толку и довел размытые ответы до совершенства. Под присягой он превратился в рассеянного и забывчивого парня, приятного, но слегка сумбурного, потерянно блуждавшего в колоссальном лабиринте «Стандард Ойл». Ко всему прочему он был превосходным артистом – черта, унаследованная от отца. Когда его приводили к присяге перед судом, он, по словам одного репортера, «поцеловал Библию со страстью», показывая, на чьей стороне Бог⁴⁰.

Рокфеллера допрашивал юрист комитета, Роджер А. Прайор, адвокат с театральными манерами; он ходил взад и вперед, гладкие черные волосы спадали на плечи. Он смотрел на Рокфеллера пронизывающим взглядом и обвиняюще грозил пальцем. Рокфеллер оставался спокоен, обращая контраст между ними в свою пользу. Одна газета ошеломленно написала о Рокфеллере: «Он кажется воплощением приветливости и света. Его умиротворение ничто не могло нарушить… Мелодичным, чистым и ровным тоном он давал показания… Временами его голос звучал с мягким укором, в другие моменты с ласковым убеждением, но он ни разу не выдал ни раздражения, ни досады»⁴¹. Чоут в изумлении смотрел, как невозмутимо держится Рокфеллер: его клиент совсем не был забывчивым простаком, каким он поначалу себя представлял.

Стратегия «Стандард Ойл» заключалась в том, чтобы предоставить как можно меньше сведений. Соратник Рокфеллера Пол Бабкок эмоционально советовал ему: «Я думаю, антитрестовская лихорадка – это безумие, его следует встретить очень достойно и парировать каждый вопрос ответами идеально правдивыми, но не раскрывающими факты! Я бы избегал любой статистики»⁴². Верный совету Рокфеллер выдавал правду экономно, но о «Стандард Ойл» было известно так мало, что самая скудная информация становилась сенсационным заголовком. В показаниях Рокфеллер впервые предъявил соглашение о тресте «Стандард Ойл», составленное в 1882 году; назвал восемь существующих на данный момент доверенных лиц; раскрыл, что у треста теперь семьсот акционеров и, самое поразительное, перечислил сорок одну компанию, входившую в трест, – многие из них публично не сообщали об этой связи ранее. Опровергая мнение о том, что «Стандард Ойл» является монополией, Рокфеллер предоставил список ста одиннадцати конкурирующих перерабатывающих заводов и волнующе описал горячую конкуренцию с российской нефтью.

Самый спорный обмен репликами произошел, когда Прайор затронул самый темный эпизод прошлого Рокфеллера: «Саут импрувмент компани» (Компанию по благоустройству Юга). Прайор оговорился и спросил, входил ли тот в «Саутерн импрувмент компани» (Южную компанию по благоустройству); Рокфеллер сразу же заметил оговорку и отрицал, что являлся членом такой компании. С его великолепной памятью он вспомнил, что существовала неиспользованная лицензия, выданная «Саутерн импрувмент компани». Прайор не мог поверить:

– Существовала такая компания?

– Я слышал о такой компании, – согласился Рокфеллер.

– Разве вы не были в ней?

– Не был⁴³.

Более поздний комментарий Рокфеллера об этих показаниях раскрывает его мастерство:

«Я никогда не брался наставлять человека, который задает мне вопросы. Я помню тот случай, как будто он произошел сегодня утром… Я не остановился поправить спрашивающего. Есть протокол, и его следует соблюдать. Конечно, я понимал, что отвечаю… Я давал показания не как господин Брюстер и господин Флаглер, у них такой горячий нрав, что они завязали бы спор с адвокатом. Я был тих и сдержан. В мой долг свидетеля не входило предлагать показания. Они думали, что заманят меня в ловушку, а я позволил свалиться в ловушку им самим»⁴⁴.

Рокфеллер – бич допрашивающих – обладал фантастическим даром схватывать тончайшие намеки в вопросах обвинителя. Сэмюэл Унтермайер, выдающийся адвокат ХХ века, назвал Рокфеллера самым блестящим умом, какой ему доводилось видеть на месте свидетеля, человеком, шестым чувством схватывающим юридические ловушки. «Он всегда читал мои мысли и угадывал, какими будут следующие шесть или семь вопросов, – сказал Унтермайер, проводивший перекрестный допрос Рокфеллера во время тяжбы в начале 1900-х годов. – Я начинал с вопросов, которые закладывали основу для вопросов далеко на будущее. Но я всегда видел необычный блеск в его глазах и понимал, что он разгадал мое намерение. Я не знаю свидетеля, равного ему в этом даре предвидения»⁴⁵. На слушаниях в феврале 1888 года Рокфеллер произвел такое впечатление на Роджера Прайора, что по завершении допроса тот подошел к стойке, сердечно пожал ему руку и спросил, могут ли он вместе с Рокфеллером посетить заводы «Стандард Ойл». Во время перерыва на обед Рокфеллер ненароком спросил у Джозефа Чоута, как него дела. Успокоенный адвокат ответил: «Я не мог бы пожелать свидетеля лучше»⁴⁶. Чоут сказал позже, что компаньоны Рокфеллера «редко знали, о чем он думал, но он всегда знал, о чем думали они»⁴⁷.

Сколь бы хорошо ни держался Рокфеллер, давая показания, отчет комитета бросил зловещий свет на работу «Стандард Ойл», назвав ее «самой дееспособной и, вероятно, самой внушительно денежной властью на континенте»⁴⁸. «Это исконный трест, – утверждал отчет. – Его успех стал стимулом к созданию всех других трестов и объединений. Структура этой разновидности распространилась, как зараза, по коммерческой системе страны»⁴⁹. Трест не был ограничен законом, сорок одна входящая в него компания «передала свои дела организации, не существующей перед законом, независимой от любой власти, имеющей возможность делать все, что хочет и где хочет, и до настоящего момента работавшей под покровом абсолютной тьмы»⁵⁰. Комитет снял с треста обвинения в ненасытности, но все же не принял описание оживленной конкуренции, данное Рокфеллером, и назвал «Стандард Ойл» «почти единственным участником поля деятельности с нефтью, из которого она вывела почти всех конкурентов»⁵¹. Дело «Стандард Ойл» выделялась как великий прецедент в растущих национальных спорах об антитрестовском законодательстве. Весной комитет палаты представителей по производству издал свой отчет о трестах, где нефтяному тресту была посвящена тысяча из полутора тысяч страниц, в пять раз больше, чем сахарному тресту, и в десять раз больше, чем тресту виски.

В каком-то смысле Джон Д. Рокфеллер упростил жизнь авторам антимонопольного законодательства. Его карьера начиналась на заре промышленного бума, когда экономика еще была сырой и нерегулируемой. Правила игры еще не вписали в закон, и Рокфеллеру и его собратьям промышленникам приходилось ковать железо прямо на поле боя. С характерной для него доскональностью Рокфеллер разработал всеобъемлющий ассортимент антиконкурентного оружия. Так как он вычислил все мыслимые способы ограничить торговлю, влиять на рынки и подавить конкуренцию, чтобы получить подробную антимонопольную повестку дня, законодателям-реформаторам достаточно было изучить его карьеру.