– Знаете, я не думаю, что дом всегда пустовал. На стене есть заделанные отверстия, на которых когда-то висели фотографии. И их много. Кто-то заштукатурил их и закрасил, и, уверен, этот кто-то – Гифорд. К тому же дом как-то большеват для одного человека.

– И что? Думаете, он здесь с кем-то жил? – обдумав эту мысль, она кивнула. – Вероятно, у него могла быть жена или подруга. Пожилая соседка сможет это подтвердить.

– Она точно знает, да, – кивнул Уинтер.

– Тогда нужно пойти поговорить с ней.

– Пока рано.

Не дожидаясь ответа Андертон, Уинтер вышел из ванной и пошел вниз. Они столкнулись у двери кабинета Гифорда, из которого Уинтер выносил стремянку.

– Могу ли я поинтересоваться?

– Объясню по дороге.

Она отошла в сторону, чтобы Уинтер мог пройти, и они снова пошли к лестнице.

– Предположим, у Гифорда были отношения с женщиной, но они не заладились. Жена-тире-девушка съезжает с вещами. Но она забирает не все, потому что так никогда не бывает. Всегда остается что-то. И что Гифорд с этим всем делает? Он может выбросить вещи в мусор, а может отдать куда-то забесплатно, что нам неважно, потому что в любом случае эти вещи для нас пропали. Либо вариант два: он может сложить их в гараже, но это не наш случай, потому что в доме нет гаража.

– Или на чердак, – продолжила Андертон.

– В точку.

Люк на чердак располагался посередине коридора на втором этаже. Уинтер встал под ним и стал раскладывать алюминиевую стремянку. Ее высоты – метр двадцать – должно было хватать Гифорду для верхней съемки большого количества людей. Забравшись на вторую ступеньку, Уинтер надавил на люк. Он был на петлях и захлопывался, как дверь ловушки. Андертон взялась за лестницу, чтобы добавить ей устойчивости, а Уинтер поднялся еще на одну ступеньку, продолжая давить на тяжелую дверцу. Наконец, она преодолела вертикальное положение, и ему удалось ее откинуть. Рядом стояла выдвижная лестница. Уинтер взялся за нее и стал опускать, пока она полностью не раскрылась.

В кармане джинсов он нащупал зажигалку Zippo. Она была очень старая и поцарапанная, но работала ничуть не хуже, чем в день покупки. Уинтер влез по лестнице на темный чердак и посветил зажигалкой. От увиденного у него перехватило дыхание, и он тихо присвистнул.

– Все в порядке? – прокричала снизу Андертон.

– Думаю, мы только что обнаружили Гифорда, – ответил Уинтер. Он опустил голову и посмотрел прямо на Андертон. – Я не имею в виду, что он сейчас здесь. Я имею в виду, что мы нашли место, где он жил. Забирайтесь, вы должны это увидеть.

Рядом с дверцей люка находился выключатель. Уинтер нажал на него, и стало светло. За ненадобностью зажигалка вернулась в карман. Кто-то явно вложил много времени и денег, чтобы превратить это место в жилое помещение. Балки обшили гипсокартоном, и получились две новые стены. Пол был выложен ДСП, под потолком висели две линейные лампы. Чердак занимал весь периметр дома, являясь самой большой комнатой в нем.

Раздался скрип – и из люка показалась голова и плечи Андертон. Она остановилась на полпути. Замерев от изумления, она, ни слова не говоря, осмотрела весь чердак, слева направо. Выражение ее лица было таким, словно ей только что довелось увидеть египетскую гробницу, которая пролежала сокрытой от человечества пять тысяч лет. Уинтер понимал, что она сейчас чувствует. Нет слов, которые могли бы описать то, что открылось ее взгляду. Он протянул руку, чтобы помочь ей преодолеть последние три ступеньки.

Большинство чердаков служат грязными кладовками для всякого хлама, но только не этот. Здесь не было ни коробок, ни хлама. Вещи бывшей жены-тире-девушки Гифорда могли храниться где угодно, только не здесь. Одну сторону чердака занимал рабочий стол во всю ширину дома. С другой стороны стоял стол для гримирования. И если в самом доме фотографий не было вовсе, то здесь их было великое множество. Все стены были покрыты отпечатанными снимками размера 20 х 25 сантиметров. Они были расположены парами и крепились к стенам скобками – по одной в каждом углу фотографии, строго параллельно краям фотографий.

Уинтер подошел поближе, чтобы рассмотреть их во всех деталях. На левой половине одного парного снимка был Эрик Кирчнер. Его лицо искажено болью, он плакал. Огромные слезы текли по обеим щекам. Этот интимный момент был заснят без его ведома и согласия. Фото было сделано через веб-камеру, обрезано и обработано. Качество не шло ни в какое сравнение с работами на сайте Гифорда, но, тем не менее, получилось замечательно. Дар Гифорда состоял в его умении схватить момент. Можно было назвать это его почерком, проявившимся и здесь.