Меня аж передернуло от этой истории.

— На придумку что-то совсем не похоже.

— Именно! — кивнула Лера.

Сердобольная Соня интересовалась другим:

— А что с этой Никой потом стало, не знаешь?

— Ой, слушайте, знаю! — встрепенулась Лера. — Тоже странная история! На следующий год мы опять в одну смену попали, но уже в разные отряды. Разумеется, опять организовали встречу с Никиной мамой, писательницей. У нее как раз книга вышла — новая, про ведьму. Я читала, жутенькая. А Ника и ее мама — как будто вообще другие люди, прикиньте! И Ника нормальная, общалась, как все, с какой-то девочкой из отряда подружилась. И когда ее мама приехала, они все время вместе, как все люди, когда к ним родители приезжают.

После встречи все пошли гулять по территории, показывать писательнице, где что у нас есть. А на территории лагеря такой прудик есть, заросший весь, тина, ряска, лягушки орут. Там никто не купался. Просто красиво, типа кусочек природы. И вдруг у писательницы такое лицо становится... Пустое, что ли. Без выражения. Ника ее за руку стала дергать, а та странно заулыбалась и говорит:

«Следующую книгу я напишу про водяную нечисть».

И совершенно внезапно у Ники начинается припадок. Натурально припадок истерический. Она стала кричать, плакать навзрыд. А мать ее стоит, руки опустила и никак не реагирует, будто это норма вообще. Вожатые нас сразу увели, конечно. Не знаю, что там дальше было, но Ника на следующий день из лагеря уехала, с вещами. Дядя сказал, что у нее нервный срыв. Ее папа из лагеря забирал. Больше я их не видела.

Пока было не сильно темно, я по Сониным следам дошла до бани, как обычно, самая последняя. И Лерка, и Соня всегда каким-то образом ухитрялись убедить меня, что им послать сообщение домой важнее. Потому что одна — хозяйка дачи, у нее приоритет. У второй — больной братик. А у меня вроде и ничего нет важного, могу потерпеть.

Опять мне краем глаза виделось, что Анисимовна с той стороны забора упорно преследует меня, но, когда я оборачивалась, никого не было. Стала бы старушка прыгать так резво по сугробам! Даже не совсем адекватная. Да и в соседском доме окна уже были темные.

Вспомнилась эта Сонькина Никанориха. Бр-р-р... Какой же папаша у Сони гнусный, прямо жалко ее.

Да что я все про Соню? А сама? Почему я вечно вхожу в чье-то положение в ущерб своим интересам?

Внезапно мне стало так тоскливо, что глаза наполнились противно едкими слезами, а в груди стал набухать твердый давящий ком. Действительно, ничего у меня нет важного, никому я не нужна. Как мама вечно уступает бабушке и трясется над ней, так и я буду с мамой. Одни, не особо интересные...

Зачем я вообще притащилась на эту дурацкую дачу?