– Нас, конечно, уже ждут, – говорит Мария картографу. – Компания, военные.
Вся мощь империи, боящейся того, что лежит за Стеной, и подстерегающей поезд с винтовками и пушками.
– И разумеется, мы не можем рассчитывать, что нас…
Она замолкает.
Они едут по новой линии, протянутой непосредственно к Московской выставке. По сторонам дороги толпятся стар и млад; дети выскакивают вперед, указывают в радостном исступлении на поезд и дворец, а матери и няньки хватают их за руки и оттаскивают обратно. Кто-то стоит каменным столбом и смотрит. Другие разворачиваются и стремглав убегают. «Мы несем с собой ужас, – размышляет Мария. – Несем зараженный воздух Запустенья, вот что они думают. Компания приучила их бояться».
Конечно же, поезд вскоре остановят. Дворец уже возвышается над ним, и Марию посещает ошеломляющее видение: будто экспресс влетает прямо в стекло, звенят тысячи осыпающихся осколков. Но нет – они въезжают во дворец через высокую арку, а затем под скрип тормозов, в облаках пара останавливаются прямо в центре изумительного сооружения из стекла, кованого железа и воздуха.
Сквозь пар Мария видит алые мундиры солдат, серые стволы пушек. Но перед ними у перил, ограждающих перрон, собралась толпа, аплодирующая, глазеющая, показывающая пальцами на поезд, превратившийся в экспонат, в монумент славе Транссибирской компании. Отцу бы это совсем не понравилось.
В глубине зала видны другие механизмы – промышленное, научное и военное оборудование. Гордые, самодовольные, уверенные в себе, они вздымают металлические руки, приветствуя наступающее столетие.
– Вот каково быть чудом современного мира.
К Марии подходит Профессор, у него в руках исписанные страницы. Алексей прижимается лицом к оконному стеклу.
– Думаю, доктор Грей был бы рад узнать, что мы приехали сюда. – Мария кладет руку ему на плечо.
– Смотрите! – говорит Судзуки.
Перед стеклянными витринами с механизмами и моделями поезда стоят представители Транссибирской компании, безошибочно узнаваемые по черным сюртукам и мрачным лицам.
«Дитя поезда»
Вэйвэй сходит на перрон, во внезапно наступившую тишину. Не было никаких споров – капитан просто кивнула, а пассажиры и команда, собравшиеся возле окон, расступились, пропуская девушку. Она чувствует себя очень маленькой, а выставочный зал невообразимо огромен, больше любого дома, где ей довелось побывать. На высоких постаментах – массивные механические устройства, за ними статуя русского императора на застывшем в боевом галопе коне, во много раз больше живого, а дальше тянутся, на сколько хватает зрения, ряды стеклянных витрин, а над ними – балюстрады. В одних витринах – мертвые существа с невидящими глазами. В других – живые: ползают, карабкаются, летают и бьются мохнатыми телами в стекло. Вот об этом и возвещает выставка: «Взгляните на наши достижения. Взгляните на созданное нашими руками. А потом и на то, что создали не мы».
Вэйвэй прикладывает руку к теплому, заросшему зеленью боку паровоза и ощущает его силу, его пульсацию, словно он живой, как те существа за стеклом. «Посетители тоже чувствуют это», – понимает она, когда по наполненному тревожным, недоверчивым вниманием залу волной пробегает ропот. Тысячи глаз сосредоточены на ней одной.
Но сквозь толпу уже бегут, прижав руки к бокам, как бегали Вороны по вагонам, люди в темных сюртуках – бесформенные и безликие, словно переплавленные Транссибирской компанией в ее собственный образ. Следом спешат солдаты с эмблемой компании на мундирах и с винтовками в руках. Солдатам несть числа – как будто военная мощь целой страны затопила выставку; их сапоги сотрясают землю. Они выстраиваются между посетителями и поездом, прикладывают винтовки к плечу.
В голове у Вэйвэй мелькает картина возможного будущего: поезд усмирен оружием, правилами и расписанием. Восстановлен прежний порядок, Транссибирская компания торжествует, а минувшее столетие плавно перерастает в новое. Люди, представшие перед Вэйвэй, непоколебимо уверены в себе.
– Где капитан? – спрашивает председатель правления компании, высокий, с седой бородой, всклокоченной праведным гневом, хотя на фоне солдат он выглядит совсем маленьким, ниже, чем казался Вэйвэй прежде. – Мы должны немедленно поговорить с ней. И где наши консультанты?
«Их больше нет, – хочется ответить. – Превратились в кучки мусора, и с этим вы ничего не сможете сделать». Но Вэйвэй не успевает сказать ни слова, потому что замечает на земле голубой отблеск и приседает на корточки, не слыша ни топота сапог, ни лязга металла, ни оханья толпы, ни внезапного крика Алексея за спиной. Винтовки направлены на нее, и она знает об этом, но не может оторвать взгляд от платформы, где прорастает сверкающий голубой лишайник с серебряными жилками поверх чешуек. Вэйвэй прикасается к нему самыми кончиками пальцев и чувствует…