– Что они делают?

Алексей протирает окно и указывает на бегущих к поезду охранников с винтовками за плечами и на тех, кто топчется под прожекторами, превращая станцию «Бдение» в непролазную грязь.

– Ведь двенадцати часов еще не прошло, да? – говорит Вэйвэй, не успевшая отдышаться. – Еще только рассветает…

Алексей оглядывается на водяные часы, и Вэйвэй замечает, как напряглась его спина.

– Что случилось? Это невозможно…

Она тоже смотрит на часы и видит, что воды в нижнем сосуде куда больше, чем должно быть.

– Вороны перенастроили часы, чтобы вода выливалась быстрей, – говорит Алексей. – Бдение заканчивается.

Поезд скоро запечатают.

Алексей стучит ладонью по стеклу. Вагон возмущенно шумит. У Вэйвэй сжимается грудь, как будто воздух уже стал спертым.

– Тебе нужно уходить, Елена, сейчас же! – старается перекричать шум она. – Только ты можешь пробраться мимо охраны.

Вэйвэй хватает Елену за руку. Если придется, она потащит ее к верхнему люку волоком, не допустит, чтобы ее погребли заживо вместе со всеми. От волнения у нее гудит под кожей, гудит в костях, как будто поезд ожил, как будто его сердце снова забилось.

– Вэйвэй, послушай, – говорит Елена.

В первый раз она назвала «дитя поезда» по имени. И «не совсем девушка» упирается, не желая трогаться с места.

– Нет времени…

– Слушай!

Вагон затихает от крика Елены. И Вэйвэй слышит.

Слышит голод топки, жаждущей угля и жара. Голод колес, мечтающих покрывать милю за милей.

Слышит, как поезд пробуждается.

В вагон входят картограф и Мария.

– Творится что-то странное. – Судзуки закатывает рукав и вытягивает руку.