Подойдя к портьере, оборачивается. Вновь окидывает меня взглядом, и ее больные голубые глаза смотрят чуть ли не дружелюбно.

— Вы, похоже, такая милая девушка, — говорит она. — Сигурд Торп был не подарок. Для вас даже лучше, что он умер.

Мы стоим молча и смотрим друг на друга; в глазах фру Аткинсон выражение полнейшего безумия — такие они круглые, такие пронзительные… Ее улыбка с ними не вяжется. Я молчу. Внезапно она отворачивается и уходит. Выпускает портьеру из рук и исчезает. Прислушиваясь к звяканью посуды на кухне, я крадусь к выходу, отпираю дверь и пулей выскакиваю в подъезд. Стараясь не шуметь, закрываю за собой дверь и бросаюсь бегом вон из подъезда, из подворотни. Несусь по улице во весь дух той же дорогой, что пришла. Чуть притормаживаю лишь в нескольких кварталах оттуда.

Я постоянно дома. В обычный день выбираюсь не дальше станции «Нурберг», в супермаркет «Киви». А так сижу сиднем — или в своем кабинете, или в доме. Читаю электронную почту. Смотрю «Фейсбук». Жду Сигурда. Жду пациентов. Жду, чтобы они ко мне обратились. Не проявляю инициативы в поиске — во всяком случае, активно их не ищу. Чувствую, как в горле встает комок: я должна бы, должна бы, должна бы… Денег у нас немного. Я должна бы больше зарабатывать. Должна бы работать так же много, так же упорно, как Сигурд. Не обращая внимания на усталость, отсутствие настроения. Вкалывать без устали.

Я жду Сигурда. Жду, чтобы можно было поговорить с кем-нибудь, побыть вместе. Он возвращается домой поздно, измотанным. Не хочет никуда ходить. Не хочет разговаривать. Хочет только поставить на колени комп и зависнуть в нем. Я пристаю к нему с расспросами. Когда закончится ремонт? Когда будут готовы ванная, коридор внизу, спальня? Лестница? Сигурд говорит: я пашу как ишак, ты не замечаешь? Да и бабла, мол, на все это как-то не замечено. Я начинаю жаловаться на скучные будни. Пытаюсь объяснить, насколько мне одиноко в четырех стенах: топчусь часами на одном пятачке, не с кем словом перекинуться… Сигурд говорит: а тебе бы понравилось, если б тебе в затылок вечно дышал Флемминг и зудел, что все должно делаться иначе? Строит из себя начальника; мнит себя гением предпринимательства только потому, что не совсем еще забыл то, чему его учили на уроках экономики производства в старших классах… Сексом мы с Сигурдом теперь почти не занимаемся.

Как-то вечером я нахожу у него в кармане коробок снюса[7]. Я не шарила у него по карманам, просто взяла в руки куртку, оттуда вывалился снюс.

— Сигурд, — говорю я, — ты жуешь снюс?

Он поднимает на меня пустой взгляд.

— Да.

— И давно?

— Пару месяцев.

— Сколько?

— Ну не знаю, четыре, пять…

Меня разбирает смех. Он молча смотрит на меня, потом спрашивает:

— Что смешного?

Пытаясь перестать смеяться, я говорю:

— Да ничего, не знаю, так просто… Почему ты ничего не сказал?

Сигурд пожимает плечами.

— А что я должен был сказать?

Он не собирался делиться этим со мной. У него нет такой потребности.