Женщина выдернула руку и отстранилась.
– Странный ты, говоришь, как умудренный жизнью книжник. Неправильно это. И не смотри на меня так больше.
– И как же я на тебя смотрю? – Святослав улыбнулся и нежно прикоснулся ладонью к щеке женщины.
– Срамно, – произнесла она и убрала руку, отвернувшись, чтобы не смотреть Романову в глаза.
Святослав привстал на подушках и приблизился к женщине, она резко повернулась к нему. И их лица вновь остановились друг напротив друга. Святослав подался вперед и прильнул губами к губам женщины. Сначала плавно, нежно, попробовал на вкус, а потом страстно, яростно, погрузив свой язык меж ее губ. Женщину как будто током ударило. Пощечина обожгла лицо Романова. Она отскочила в сторону, глаза яростные, в руках кинжал.
– Я видела. Видела мужчину, светлого, славянина. Кто ты? – прошипела пантера.
Святослав поморщился от боли. Лицо обожгло.
– Я уже и сам не знаю. Может, я хазарин на службе у русов, а может, рус на службе у американцев. Если честно, сам запутался. Вот ты можешь сказать, кто ты? Славянка, которая легла под половца, чтоб сладко жилось, или русинка, у которой не было иного выбора?
Глаза женщины вспыхнули еще ярче и сразу потухли, руки сами опустились, и нож выпал из ее ладони. Женщина тяжело вздохнула и заплакала.
– Да что ты вообще знаешь обо мне? Ничего ты не знаешь, малец, возомнивший себя взрослым мужем. Ты думаешь, меня в полон взяли? Холопка простоволосая? Мой отец великий князь Мстислав Галицкий отдал меня замуж за хана половецкого, – с ожесточением в голосе произнесла невольница. – Хан этот был стар и противен мне, но я должна была выполнять все его повеления. Наконец хан умер, и власть в кочевье захватил его брат. Он был хорош собой, и я не дурна. Хан взял меня наложницей, и стала я жить с ним. Но потом пришел Сокал с воинами и убил хана, а меня отдал своим воинам, похоть потешить. Думал, сдохну я или сама руки на себя наложу, но я выжила и не убила себя. Думаешь, я убить себя должна была? А знаешь, как жить хотелось? Я все делала, что эти звери желали. Как они мою плоть терзали… А потом Сокал подошел ко мне и спросил, что я выбираю: быть его псом или принять смерть, что очистит меня от позора. И я выбрала жизнь. Я хочу жить, слышишь, мальчишка. Жи-ить!
Святослав опустил голову. Да, страшная у нее судьба. Что тут еще сказать. Обличать, винить, увещевать и взывать к гордости. Ведь ты же княжна из великого русского рода, служишь половцу. Нет, зачем. Она сделала свой выбор, и он был непрост. «А что сделал бы я, – подумал Святослав, – убил бы себя, точно. Не смог бы так жить».
– Ну что ты молчишь? – взмолилась женщина. – Кто я для тебя?
Святослав немного помолчал, потом придвинулся к ней и обнял. Женщина не сопротивлялась. Она просто рыдала навзрыд.
– Ты просто одинокая женщина, которую некому было защитить. В этом виноват твой отец, не ты. Ты не должна была умирать. Каждый имеет право на жизнь.
Романов гладил княжну по голове. Ей всего-то лет тридцать, а какую страшную жизнь ей пришлось прожить. Женщина рыдала, всхлипывая, а потом затихла. Отстранилась от парня и снова посмотрела ему в лицо. Она уже не плакала. Взгляд был снова внимательным и холодным.
– Не меня жалей, Святослав. Себя жалей, молод еще, совсем пожить не успел.
Та-ак, Святослав отодвинулся от женщины. Такое чувство, что она его уже похоронила.
– Ты что-то знаешь, женщина? Сокал решил нарушить свое слово?
Фатима опустила глаза, вытащила из сумки коробочку, открыла.
– Я и так тебе слишком много сказала. Ложись на бок, буду тебя лечить. От моей мази раны на тебе как на собаке заживут. Глазом моргнуть не успеешь, как снова на коне будешь.