Рагнерфельдт немного помолчал, прежде чем продолжить.
— Ты не сможешь ничего доказать.
— Что я должен доказывать?
— То, что ты утверждаешь о «Тени».
Торгни фыркнул.
— То есть тебе мало того, что
— А что мне, по-твоему, делать?
— Ты вор.
— Я признаю, что сделал ошибку. Что тебе еще надо?
— Ты собираешься и дальше выдавать ее шедевр за свой и принимать восторги?
— Меня выдвигали на Нобелевскую премию задолго до «Тени». И ты тоже прекрасно понимаешь, что наградили меня не только за нее, но и за другие книги.
— Твои собственные, ты хочешь сказать?
— Я уже сказал, ты ничего не сможешь доказать.
На лице Торгни не дрогнул ни один мускул. Он думал о страхе неполноценности, который несла с собой Халина после унижений, пережитых в Треблинке. Она не верила в себя. Отныне Аксель, а не она будет купаться в лучах славы. Выслушивать лесть культурного истеблишмента, расшаркиваться в ответ на похвалы шедевру, который создала и выстрадала Халина.
Сила, подчинившая себе Торгни, была слепа.
Ложь родилась сама собой, он ее не придумывал. И произнес ее тот же глухой голос.
— У меня дома остались ее заметки, письма, которые она получала, когда собирала материал, черновики, планы. Написанные ее почерком.
Информация сработала. Но, блефуя, Торгни знал, что Аксель прав. До него не добраться. Никто не поверит Торгни без доказательств. Даже если ему удастся найти Халину. Если Аксель говорит правду, она откажется от всего и спасет Акселя, который выйдет из воды сухим, в то время как в Торгни полетят камни за беспочвенные обвинения.
Ненависть раскалилась добела. Желание уничтожить вытеснило все остальное. Заставить Акселя почувствовать боль, которую он доставил другим. Остальное не важно. Торгни был готов на все, лишь бы добиться этого. Отомстить за отнятое у Халины имя и за собственное поражение. Он должен испортить Рагнерфельдту если не творчество, то жизнь. Ввергнуть его во мрак, чтобы ему сделалось страшно.
В последней тщетной попытке Торгни попытался остановиться на краю пропасти, но все поглотила тьма.