Аксель не шевелился. Потом глубоко вдохнул, как вдыхают перед тем, как нырнуть. Несколько секунд он задерживал дыхание, а потом его тело упало вперед, а голова уткнулась в пишущую машинку. Торгни неподвижно наблюдал, как рушится фасад.

— Где она?

Минуты шли. Долгие минуты, на протяжении которых Аксель Рагнерфельдт старался не упасть со стула. Потом он начал подбирать слова, но они застревали у него в глотке.

— Торгни… Помоги мне…

— Говори, где она?

Акселю с трудом удалось выпрямиться — и Торгни увидел лицо незнакомца.

— Клянусь, я не знаю! Она говорила, что вроде бы собирается вернуться в Польшу… Торгни, пожалуйста, ты должен меня понять… Я был тогда в полном отчаянии…

Он умолял. Торгни поражался тому, что видел. Аксель Рагнерфельдт униженно молил о сочувствии. В ответ он не мог сказать ни слова, его мутило от происходящего.

Он посмотрел на книгу, которую держал в руках, пролистнул страницы. Буквы. Слова, собранные для того, чтобы описать самый страшный ад, в котором может оказаться человеческое существо. Так описать жизнь в концлагере мог только тот, кто прошел через это сам. Мучительный рассказ, перенесенный на бумагу для того, чтобы заставить замолчать демонов. И все это у нее отнял он, Аксель Рагнерфельдт. Он ограбил ее.

Он украл ее мысли, взломал ее душу.

— Она прислала мне рукопись и сказала, что я могу делать с ней все что угодно.

Торгни мгновенно охватил гнев.

— Она была нездорова! И ты это знал! Ты знаешь, сколько она мучилась с этим романом?

— Она хотела от него избавиться, собиралась вернуться в Польшу и начать новую жизнь, она хотела забыть обо всем, что случилось, и она…

Сгорбившись, он уткнулся взглядом в колени и принялся вертеть на пальце обручальное кольцо.

— Несколько лет мне не удавалось ничего написать, вообще ничего, я был в полном отчаянии. Издательство дергало, банк тоже, денег на выплату кредита у меня не было, мы почти голодали. А я не мог выдавить из себя ни строчки. Я утратил способность писать, все исчезло. Я уже собрался предложить Алисе продать дом, как позвонили родители и сообщили, что от инфаркта умерла моя сестра, с которой я не виделся почти тридцать лет. Я слышал, как трудно им дается эта просьба, но они переступили через себя и спросили, могу ли я оплатить похороны… Я просто не мог сказать им правду. Не мог признаться, что у меня нет денег. Не мог показать, что я неудачник.

Он спрятал лицо в ладонях, и Торгни показалось, что он плачет.

— Я нашел ее рукопись, когда искал в гардеробной какой-нибудь старый текст. Она просто валялась там, и я… Халина сказала, что я могу делать с ней все что угодно. Я знаю, что я не должен был этого делать, но тогда у меня просто не было другого выхода.

— Нобелевский лауреат Аксель Рагнерфельдт! Прости господи! Неужели ты сам себе не противен?

Торгни выплевывал слова. Презрение обжигало язык.