– Не знаю, – буркнул Цент, и перешел к следующему полотну. Новая картина оказалась куда как интереснее и страшнее. На ней вновь фигурировала уже знакомая пятерка. Группа закутанных в простыни баб стояла посреди поля, заваленного телами мертвецов. Автор барельефа оказался парнем талантливым, и весьма живописно изобразил на лицах покойных немыслимые гримасы страдания и ужаса. С первого взгляда на них становилось ясно, что все эти люди отмучились весьма болезненным и страшным образом. И к этому напрямую были причастны пять жутких баб в масках.

Следующий барельеф изображал обнесенный стеной город, объятый языками пламени. Над городом, в небесах, среди кудрявых облаков, парил трехголовый дракон с перекрученным кольцами хвостом, а в самом углу, едва заметные, притаились уже знакомые бабы.

Цент, хмурясь все больше, перешел к следующей картине. На ней были все те же пять баб – они сидели в ряд на вершине холма, а у его подножия то ли маршировали, то ли отплясывали многочисленные человеческие скелеты.

– Господи! – выдохнула за спиной Цента Алиса. – Куда же мы залезли? Это какое-то ужасное место.

Дальше по списку оказалось батальное полотно. Люди в кольчугах и островерхих шлемах, кто верхом, а кто пешком, рубили мечами и кололи копьями скелетов всех мастей и размеров. Герой девяностых внимательно осмотрел барельеф, и, наконец, нашел, что искал – на заднем плане, едва различимые, присутствовали все те же зловещие бабы.

Цент перешел к следующему барельефу, и увидел на нем весьма знакомую по нынешним реалиям картину. По всей видимости, здесь был изображен исход боя, и тот окончился отнюдь не в пользу живых людей. Все они теперь лежали на земле толстым слоем трупов, а скелеты вырывали из их тел куски плоти и пихали в свои раззявленные зубастые пасти. На этом изображении зловещие бабы уже не прятались, а возвышались на заднем фоне огромными глыбами, что заслоняли собой даже небо. На плече у главной злобной бабы сидел уже знакомый по предыдущим изображениям дракон, и из каждой его пасти выглядывали крошечные ручки и ножки пожираемых людей.

Снедаемый любопытством, Цент поспешил к следующему барельефу, и тут его очи неожиданно узрели знакомое лицо. Ну, не совсем лицо. Лица у Кощея никогда не было. На барельефе тот предстал в своем истинном обличии, в виде бесформенного сгустка злобной энергии с пучком тонких щупалец. Этими щупальцами он хватал людей, в основном детей и баб в сарафанах, и запихивал в огромный рот.

– Это же тот самый монстр из гробницы, – тоже опознала Кощея Машка.

– Да, старый знакомый, – сквозь зубы процедил Цент.

Он поднял шашку, и ее острием нацарапал рядом с изображением Кощея хулительное слово из трех славянских рун.

Цент ждал, что и на следующем барельефе увидит какие-то ужасы, сплошной геноцид и надругательство над правами человека, но его ждал сюрприз. Потому что, неожиданно, силы зла получили решительный отпор. Раздатчиком отпора оказался огромный мужик с ядреной бородой и натруженными кулаками. У его ног валялся дракон, уже без голов, Кощея вообще не было видно, а пять баб стояли поодаль, и явно не решались приблизиться к исполинскому богатырю. С их стороны это было вполне разумно, поскольку огромный бородач держал в руке топор, и этим топором явно грозил злобным бабам.

Желая узнать, чем же завершился конфликт мужика с топором и пяти злых баб, Цент попытался перейти к следующему барельефу, но неожиданно выяснил, что комикс закончился, и продолжения нет. Вместе с этим закончился и коридор. Впереди была арка двери, а за ней находилось какое-то большое помещение.

– Что все это значит? – спросила Алиса. – О чем повествуют эти картины?

– Думаю, об этом уже некому рассказать, – ответил ей Цент. – Одно мне ясно – предки уже в лохматые времена знали, что все зло в мире исходит от баб. От одной бабы много зла, а от пяти баб вообще конец света. Так же хочется одобрить мужика с топором, как символ всепобеждающего добра. Я, конечно, предпочитал воспитывать подруг ремнем и кулаками, но предки были суровыми людьми, и на любезности не разменивались. Чуть баба зазналась – топором ее, заразу!

– Я думаю, здесь сказано о чем-то ином, – высказала свою точку зрения Машка. – Если тут изображен Кощей, то эти, остальные, тоже какие-то боги.

– Змея Горыныча узнал, – не стал спорить Цент. – Остальных вижу впервые. Ну, мужик с топором на бога похож, суровый такой, солидный. А вот эти пять баб…. Не знаю, не знаю. Что они за боги такие? И боги ли?

Стоять на месте и обсуждать древнюю наскальную живопись не имело смысла, так что Цент повел свой отряд вперед. Что бы ни скрывалось в этих подземельях, какое бы зло ни таилось здесь, им край нужно его найти и устранить. Иначе все одно жизни не даст.

За дверью раскинулся круглый зал, просторный и довольно высокий. Вдоль его стен шли какие-то статуи, но, под слоем пыли и паутины, рассмотреть их было невозможно. Противоположная часть зала терялась во тьме, лучи фонарей не добивали туда. В центре зала, на каменном возвышении, валялись какие-то тряпки или палки – рассмотреть их вначале не удалось. Но когда герои подошли ближе, то даже Центу стало не по себе, а уж его малая дружина едва не была затоптана сонмищем мурашек.

Это был истлевший труп какого-то человекообразного существа. От него осталось немного – лишь ветхие кости, копна бесцветных волос, да жалкие обрывки материи, некогда бывшие одеянием. И все бы ничего, на всевозможных покойников и Цент, и его команда, успели насмотреться досыта. Одно смущало – рост данной особи. Ныне трудно было установить его точно, но даже по самым скромным прикидкам выходило, что посреди зала лежали останки трехметрового великана.

Общую композицию дополнял топор, что был вонзен прямо в камень, в том месте, где у ныне покойного организма приблизительно находилось сердце. Топор был вполне себе человеческих габаритов, притом именно топор, а не секира непотребной величины. Впрочем, он больше походил на оружие, чем на инструмент дровосека. Рассмотреть его подробнее мешала напитанная пылью паутина, что густо оплетала и оружие, и останки гиганта.