– Ты знаешь, где ты? Скажи, Николь, ты знаешь, где ты?

– Нет…

Она говорит как маленькая девочка.

– Тебе больно, Николь?

– Нет…

Я только один раз видел, как она так плачет. Это было шесть лет назад, когда она потеряла отца. Она осела на пол на кухне и плакала, произнося бессвязные слова, в неизмеримом горе, тем же тонким голосом, словно вскрикивая.

– Довольно, – говорит молодая женщина.

Она вырывает телефон из рук Николь. И разъединяет нас. Я остаюсь стоять на тротуаре. Тишина наваливается с непререкаемой жестокостью.

– Это была твоя жена? – спрашивает Шарль, как всегда опоздав на поезд. – Опять во что-то влип, да?

Он славный, Шарль. Я не обращаю на него внимания, не отвечаю на вопросы, а он по-прежнему терпеливо стоит рядом. Промариновался в парáх кирша. Волнуется за меня.

– Мне нужна машина, Шарль. Срочно, прямо сейчас.

Шарль присвистнул. Он прав, это будет не так-то просто. Я продолжаю:

– Слушай, мне долго все объяснять…

Он меня останавливает. Четкий, почти точный жест. Вот уж не думал, что он на такое еще способен.

– За меня будь спок!

Короткая пауза. Потом:

– Ладно, – говорит он.

Достает из кармана несколько скомканных банкнот и начинает расправлять их, чтобы пересчитать.

– Такси там, – говорит он, мотнув головой куда-то позади себя.

А мне и пересчитывать не надо, я знаю, сколько мне только что выдали в тюремной канцелярии. Я говорю: