Весь поход Санька держал «своих» нехристей подле себя. И двойняшек дючеров, и злюку Аратана. Он понимал, что этим ребятам труднее всего: они теперь везде немного чужие. Атаман взглянул на сумрачное лицо Индиги, и вдруг его озарило: а ведь сейчас на них в атаку идут, скорее всего, такие же дючеры, как и он! Как ему, поди, тяжело…

— Это твои соплеменники? — ткнул он рукой вперед.

Но Индига лишь негодующе фыркнул.

— Сахалянь! Хурха! Какие они мои? Это они наши роды с низовий и вытеснили!

Дурной изумился. Раньше он никогда не задумывался, что и среди дючерских племен есть разногласия… Жаль, не до обдумывания сейчас было.

— В копья! В копья! — заголосил он, понимая, что тяжелая пехота катастрофически опаздывает.

Стрелков спас только небольшой скалистый вал, подмытый разливами Амура. Вроде, и невысоко, а с наскока не возьмешь. Надо карабкаться, за камни хвататься, а для этого нужно руки освободить… А тут по тебе сверху еще лупят… всяким.

Первого врага Дурной ударил прямо пищалью. Просто ткнул в морду дулом, как копьем — тот и слетел. Вряд ли, удалось его, прям, из строя вывести. Дальше на помощь пришел Рыта, уже успевший сменить свой ствол на увесистый бердыш. Пока Мезенец с уханьем махал широким лезвием, сметая всё, что высовывалось над «окопчиком» атаман, наконец, отложил пищаль, вытащил из-за спины пальму и встал в общий строй.

Поскольку с русско-даурской стороны стрельба практически прекратилась, враг пёр на укрепления всё наглее и увереннее. Маньчжуро-дючеры плотной массой копились у «бруствера». Кто-то сам тыкал снизу длинными копьями по защитникам, кто-то подсаживал наверх своих товарищей. Поскольку только в районе «окопчика» нападающих было в пять-шесть раз больше, сдерживать врага сил не хватало.

— Луки взад! — крикнул Дурной уже известную всем команду.

На подобный случай, до сражения, он уже пытался отработать со своим отрядом заготовочку. По его задумке, услышав приказ, лучники должны оторваться от атакующих шагов на десять и уже сами прикрыть стрелами отступление пищальников. Получится ли?

Вскоре стрелы засвистели над головами, и Дурной попробовал отойти в поперечный «окопчик». Отходить приходилось с копьем в одной руке, пищалью — в другой. А в таком состоянии отпора особо не окажешь. Врагов наверху пока немного, но они клещами вцепились в стрелков, мешая им отступить. Кто-то из казаков пытался лезть наверх из «окопчика» с тыльной стороны — но так они только подставлялись под удары.

— Да куда ж ты, Аркашка! — в сердцах заорал Дурной и, откинув пищаль, с пальмой наперевес кинулся на помощь казаку.

Длинная широкая полоса железа вошла в тело врага на удивление легко. Видно удачно проскользнула меж ребер. Санька, не рефлексируя, уперся ногой в тело свежего мертвеца и потащил оружие на себя. Показал болвану Аркашке, куда отходить… и тут мощнейший удар сзади опрокинул его на колени. Куяк под тулупчиком выдержал, но спину прострелило так, что Санька вскрикнул от боли. Пальма улетела куда-то вперед, Дурной согнулся, чтобы не получить повторно, и принялся тащить из ножен саблю. То ли падлюка примерзла, то ли страх заставлял делать неверные движения… Беглец из будущего невольно втянул голову, понимая, что сейчас должен прилететь второй удар. Холодок (даже на фоне ледяного ветра) прошелся по телу, заставил передернуться…

Но удара не последовало. Вместо этого на окопчиком раздался душераздирающий (и такой знакомый!) боевой клич. Злобный зверь Аратан, отбросив бесполезный лук, маленьким тигром ринулся на врага с большим засапожным ножом в руке. Опрокинув бугая (Дурной аж побледнел, когда рассмотрел, какой здоровяк рубанул его в спину) даур начал скакать вокруг него, всаживая нож, куда придется: в пузо, в ногу, в вытянутую руку.

Но сверху уже лезли новые враги.

Известь сплюнул, нащупал свою пальму и, превозмогая боль в спине, встал плечом к плечу со своим спасителем.

— Отходим, Сашика! — Аратан попытался толкнуть друга локтем к «окопчику».

— Да куда уже, — хмыкнул атаман, размашисто махнул копьем, засадив по ноге, кому-то из залезших на «бруствер» врагов. — Мочи козлов, Араташка!

Тот, будто только разрешения ждал. Оскалился в жуткой улыбке, заверещал зверем, поднырнул под чью-то саблю и принялся сеять боль и страдание вокруг себя. Дурной и в лучшее время не поспевал за ним, а сейчас, с пробитой спиной, только и мог, что страховать товарища со спины. Пальма его вышивала рваной строчкой, изредка попадая в тела противников. Он еще умудрялся держать их на дистанции, но в тесноте окопчика это делать было всё труднее. Сменить бы копье на сабельку — да кто ж даст ему время на это.