«Нельзя, — снова сам себя остановил Дурной. — Никакого самозванства».

Из всей почти полутысячи воинов, собравшихся в тайном лагере, только раскрасавец Ивашка знал чуть больше остальных. После памятной стыдной дуэли, Санька выдал ему имеющиеся сведения о походе, не раскрывая источника знаний. Пусть думает, что хочет. Но для убедительности добавил в рассказ множество деталей, конкретных имен. И предложил план.

«Когда богдойцы обломают зубы под Кумарским, — говорил он «Делону». — Они станут намного слабее. Мы всё равно, вряд ли, уничтожим их целиком… Но потреплем знатно. Думаю, после этого они семь раз подумают, прежде чем снова идти на Амур».

«Но зачем засада? Зачем порозь? — не понимал «Делон». — Не лучше ль пойти всей силой в Кумару и там в пень богдоев порубать?»

«Ты думаешь, я смогу убедить дауров пойти драться в острог за Кузнеца и остальных казаков? — покачал головой юный атаман. — Вот уж точно нет. Нам они немного доверяют, но не всем русским. И зло тоже помнят. А нам нужно, чтобы дауры были с нами — это ведь ты понимаешь? Вот потому и отдельная засада: уж пограбить я Галингу и прочих уговорю. Снова будем биться вместе, значит, еще ближе друг другу станем».

«Верно, — после раздумий кивнул Ивашка. — И кровью их повяжем. Опосля такого у богдойцев к ним веры не станет».

Дурной тогда стыдливо промолчал. Не хотелось признаваться, что он также думал про союзников. Но…

Но, когда ввязываешься в такие игры, трудно остаться чистеньким. Невозможно остаться.

…Новый день нес новые неприятности. И нависшее с утра хмурое небо сразу готовило к ним беглеца из будущего. Лагерь (даурская его часть) бурлила и волновалась. Ложкой, взбаламутившей дауров, стал шаман, который приперся в лагерь и шагал сейчас прямо к атаманскому шалашу. Выряженный по всей форме и держащий на вытянутых руках коровий рог в серебряной оправе. Всё это время избегавший Дурнова, теперь он сам подошел к найденышу и первым заговорил.

— Выпей это.

— А что это? — оторопело уставился на рог Санька.

— Шесть дней я готовил зелье, — гордо ответил Науръылга. — Шесть ночей молил онгоров освятить его. Пей.

Дурной испуганно глянул на варево в руках шамана, а потом заозирался. Вокруг стояли десятки дауров, с тревогой и надеждой в глазах. Отказаться? А вдруг это что-то значит? С другой стороны, вокруг стояло немало казаков. Многие из которых весьма неодобрительно смотрели на заискивания Дурнова с местными. Ну, ладно еще политика — тут какая-никакая выгода имеется. А вот знаться с колдунами… Впрочем, Санька и не знался. Науръылга, конечно, убежден, что спас его от болезни, но сам беглец из будущего все эти пляски с бубном ни в грош не ставил.

«Ну и что делать? — растерянно стоял перед рогом атаман. — Что там в эту шаманскую голову взбрело? Набодяжил наркоты какой-нибудь. Хлебну и начну мультики смотреть — а он будет всем трепать, что я с духами общаюсь… А враг-то наверняка близко! Он, может, завтра придет… Или даже сегодня!!!»

Шаман, пристально вглядывавшийся в растерявшегося лоча, в этот момент вдруг улыбнулся и низко кивнул.

Будто соглашался. Или подтверждал.

И снова протянул рог.

— Пей. От всего сердца даю.

«Думаешь, зассу? — гордость об руку со злостью вдруг потоком хлынули в кровь Известя. Устал он маяться проблемой выбора. — Давай сюда свою бодягу!»

Широко перекрестившись (для казаков), Дурной взял рог в руки и залпом выпил (для дауров). Зелье вообще ничем не пахло. Санька прислушался к ощущениям в теле, но кроме легкого холодка в пищеводе ничего чувствовал.