Но Кирилл словно не слышал его. Он не сводил недоверчивого взгляда с сестры, и та вызывающе посмотрела на него.
– Ты… в чужой дом… – наконец выдавил он. – Как воровка…
В глазах его вспыхнул гнев.
– Не твое собачье дело! – огрызнулась Ольга. – А ты вообще отпусти меня! – Последние слова относились уже к Сергею.
– Дрянь! – Кирилл поднял руку и почти залепил Ольге оплеуху, но в последний момент оказалось, что его руку крепко сжимает Сергей.
– Девочек бить нельзя, – укоризненно покачал он головой. – Во всяком случае, по лицу. По заднице можно, но это не тебе решать.
Покрасневший, как рак, парень выдернул руку, и тут как раз на тропинке появился наконец хозяин дома. Не выпуская Ольгу, Бабкин дождался, пока старик подойдет, и рассказал ему о случившемся.
Ни слова не говоря, тот подошел и три раза ударил кулаком в стену дома, отчего бревна отозвались тоскливым гудением. На стук выскочили всполошившиеся женщины – одна пожилая, другая лет тридцати пяти – и с испугом уставились на старика.
– Дело есть, – мрачно сказал тот, не глядя на них. – Позовите Василия.
Одна из женщин бросилась к огороду, а хозяин перевел тяжелый взгляд на Бабкина.
– Мы разберемся, – пообещал он. – Больше она у вас не появится.
Сергей кивнул, открыл калитку и вышел, оставив девчонку в кругу ее родных.
«Как они ее накажут, интересно?» – подумал Бабкин, останавливаясь у дороги и вспоминая пораженное лицо старшего брата девочки, узнавшего о ее проступке. Парень казался Сергею слегка придурковатым, но уважение к закону предки, видимо, вбили в его голову хорошо.
Наверняка он знал одно: ему очень не хотелось бы оказаться сейчас на месте Ольги.
Глава 18
После обеда Маша, несколько выбитая произошедшим из колеи, легла на кровать и задремала, проверив предварительно, закрыта ли наружная дверь. Мера предосторожности была вообще-то бессмысленной, потому что ребята днем выходили из дома, а ключ у них был один на всех. «Не давать же его каждому по очереди, чтобы они всякий раз запирали дверь, а возвращаясь, отдавали товарищу… – подумала Маша с иронической усмешкой. – Глупость полная». Поэтому засов она, конечно, задвинула, но исключительно для собственного душевного комфорта. И, успокоившись, уснула крепким сном.
Проснулась оттого, что в доме пахло блинами. Поначалу она не поверила собственному обонянию, но, принюхавшись, вынуждена была признать, что нос ей не изменил. «В воздухе отчетливо пахло маленькими бифштексами», – вспомнила она цитату из любимых Стругацких, потому что и запах блинов был особенным – пахло не плотными блинами, не толстыми оладьями с жирными золотистыми корочками по краям – нет, пахло тонкими кружевными блинчиками, нежными и аристократическими. Такие блинчики, вспомнила Маша, истекая слюной, не макают вульгарно в сметану или варенье. Нет, с ними обращаются уважительно: выкладывают на середину начинку, загибают уголки или сворачивают в трубочку – и потом едят. Нет, не едят – вкушают!
«Боже мой, неужели Ирина расстаралась?» – изумленно предположила она, спускаясь по лестнице и выходя на веранду.
Дети, включая Ирину, сидели вокруг стола и покорно ждали. У плиты, боком к Маше, стоял Бабкин и ловко выпекал один блинчик за другим на толстой старой сковородке, которая валялась у Вероники с незапамятных времен и которой никогда не пользовались, потому что она была закопченная и без тефлонового покрытия.
– Проснулась? – Сергей на секунду отвлекся на Машу и тут же вернулся к сковородке. – А мы как раз заканчиваем. Блинчики будешь?