Вечером приехала Вероника – уставшая и еле стоящая на ногах. Про похороны рассказывать не стала, обронив только, что все прошло нормально. О смерти Лесника она успела узнать от жителей соседней деревни, ехавших с ней в одном автобусе: кровавое убийство обсуждали во всем районе. Она не плакала, но вид у нее был такой, что Маша сердито подумала, готовя для Вероники чай: «Нельзя все в себе копить, Митя не виноват, а если и виноват…»

Она запнулась на этой мысли. Маше легко было представить: будь Митя ее мужем, все ее размышления были бы только об одном – как скорее вытащить супруга из-под ареста и не допустить, чтобы его посадили. Веронику терзало совсем другое – виновен ли ее Митя или нет? Поэтому, когда вечером к ним заглянули Сергей и Макар, она бросилась к обоим с таким видом, будто они принесли ответ на мучивший ее вопрос. Но ответа у них не было.

– Я не понимаю… – растерянно говорила Вероника, крутя в руках мятную веточку: запах успокаивал ее. – Не понимаю. Столько оперативников в деревне, следователь из города приехал, и все равно не могут найти убийцу! В Игошине живет всего полсотни человек, может быть, чуть больше. Почему же милиция ничего не делает?!

Бабкин собирался заметить, что милиция тут ни при чем, но Макар опередил его:

– Вероника, они все делают, – убедительно проговорил он. Женщина недоверчиво подняла на него голубые глаза, которые, казалось, за последние дни стали сероватыми. – Дело вовсе не в том, сколько человек живет в Игошине. Да хоть бы и десять!

– А в чем же?

– От любого преступления ведут два пути. – Макар покосился на Бабкина. – Сергей гораздо лучше меня знает и может объяснить.

– Сам расскажешь, – качнул головой тот.

– Во-первых, люди, – продолжал Илюшин. – Преступник разговаривает с жертвой, его видят свидетели, он проговаривается знакомым, связывается с перекупщиками, чтобы сдать вещи, если речь идет о воре. Любой из людей, с которыми общался убийца, мог бы стать ниткой, ведущей к нему. Год назад я шел по следу девушки, которая исчезла из Москвы, присоединившись к секте, за четыре года до начала нашего расследования. Группа продвигалась по лесам, старалась не привлекать к себе внимания. Но в каждой деревне, куда все-таки сектанты порой заглядывали и столько времени спустя, находился человек, который рассказывал мне о них. В каждой! Священник, пожилая женщина, ребенок – все эти люди один за другим вели меня к тому месту, где девушка умерла. Но в нашем случае таких сведетелей нет.

– Или оперативники не могут их найти! – с отчаянием проговорила Вероника. – Я думаю, что Лесник и был такой ниточкой, поэтому его и убили.

Илюшин кивнул.

– Возможно. Второй путь – вещи, – продолжал он. – Иначе говоря, следы. Нет идеальных преступлений, что бы там ни писали в детективных романах. Человек, убивший вашу мать, Вероника, должен был оставить отпечатки в доме. Тот, кто ударил Лесника, унес с собой топор – его собственный топор, кстати. На траве были следы ног. Оперативники работают грамотно: они ищут людей и следы. Не их вина, что у них ничего не получается, потому что на самом деле единственное, что могло бы им помочь, – тот самый топор, а вы же знаете, как легко спрятать его в деревне.

– А наволочка? – неожиданно подала голос Маша, сидевшая не за столом, а в углу. – Макар, почему вы ничего не говорите про наволочку? Она ведь тоже улика. Вдруг вы ее найдете… или оперативники? Тогда станет ясно, кто убил Юлию Михайловну?

Макар взъерошил волосы и покачал головой.

– Не хочу вас расстраивать, – мягко проговорил он, – но я сомневаюсь, чтобы на наволочке были действительно важные следы, по которым можно найти убийцу.

– Зачем же тогда он унес ее?