– Ты как?

– У меня голова разбита.

– Голова не ниже – перевяжи и лежи. Что, сильно?

– Не знаю. Кровь идет.

– Ладно, ерунда. Заживет до свадьбы. Очкарик, ты не ранен?

– У меня спина….

Несчастному программисту Цент даже не дал возможности озвучить хотя бы пару абзацев из жалобной книги.

– Пустяки. Ты крепкий, выносливый, да и свадьба тебе не грозит. Можно и поболеть. Ну, я, слава богу, тоже цел. Так, а кто там стонет, будто тройню рожает?

Подсвечивая себе фонариком, Цент пополз на звук, и вскоре добрался до его источника. Источником являлся Миша. Диггер лежал на спине, дико гримасничал и порождал носоглоткой жуткие звуки. Из его бока торчал железный прут, который, судя по всему, пронзил беднягу насквозь и пришпилил к земле.

– Боже! – вскрикнула Машка, когда увидела рану, и зажала рот ладонями.

Владик тоже добрался до диггера, увидел штырь, торчащий из его тела, увидел кровь, целое море кровищи, и почувствовал головокружение.

– Тебе больно? – глотая слезы, спросила Машка.

Миша что-то прорычал сквозь стиснутые зубы, но слов никто не разобрал. Одно было ясно – парень отнюдь не пытался похвастаться отменным здоровьем.

– Надо вытащить прут и перевязать рану, – заявила Машка, обращаясь почему-то к Центу. Тот так и не смог вспомнить, когда это он козырял перед спутниками дипломом о высшем медицинском образовании, и какого черта должен возиться с малознакомым растяпой? Будь на месте диггера Владик, Цент бы с огромным удовольствием поупражнялся в хирургии без наркоза, но Миша не пробуждал в нем такой неудержимой тяги к садизму, как прыщавый балласт.

– Нужно найти лекарства, – продолжала тараторить Машка. – Бинты, антибиотики….

– Клизму, – подсказал Цент, придирчиво ощупывая разбросанные вокруг себя куски бетона.

– Зачем клизму? – не поняла девушка.

– Тоже лекарство. Эй, Михаил, – обратился изверг к раненому, – ты скажи нам по-русски, как сам-то?

Мутный от боли взгляд диггера на мгновение прояснился, он разлепил губы и очень тихо простонал:

– Плохо.