Я смотрел на Сазонова, который был похож на зависший компьютер. Кажется, моя информация немного выбила его из привычного состояния.
– Мне надо обдумать эту информацию, – наконец произнёс он.
– А я и не тороплю, Александр Иванович. Обдумайте, узнайте больше информации, просчитайте. Возможно, и появится необходимость внести изменения в ваш проект. Кроме того, есть ещё одно предложение.
Управляющий внимательно смотрел на меня.
– Как я увидел в отчёте, цена на сливочное масло, которое вы реализуете в Ямбурге, составляет шестнадцать рублей за пуд. Какое количество коров мы сможем прокормить, Александр Иванович, на наших землях с нормальным питанием в течение года?
– Боюсь, Тимофей Васильевич, к нашим имеющимся пяти – максимум ещё три-четыре. Рабочих рук не хватает. Не сможем достаточного количества сена на зиму запасти. В этом году точно. Сенокос давно прошёл. Если только закупать корма.
– А если предложить крестьянам аренду коров с правом их последующего приобретения? Допустим, что в течение пяти лет они должны будут ежегодно сдавать с коровы в имение десять пудов масла. Остальной надой идёт в личное пользование крестьян. С учетом виденного мною в Курковицах состояния домов и дворов, содержать пока коров в имении. Построить для них общий теплый коровник. За каждой коровой закрепить один двор общины. А за пять лет и крестьяне отстроятся, если мы им по нормальной цене лес предложим. Как вам такой ход?
«Ой, мама мия, кажется, Сазонов завис окончательно, и сегодня я от него вряд ли что разумное услышу, – подумал я, глядя на остекленевшие глаза Александра Ивановича. – Община, конечно, тоже коллективное хозяйство, но совмещение социалистического и капиталистического способов ведения дел требует длительного осмысления».
Решив окончательно добить управляющего, я произнёс: «На все эти мероприятия я готов выделить озвученную вами сумму».
Всё! Сливай воду, туши свет! Сазонов, находясь в заторможенном состоянии, поблагодарил меня, сгрёб со стола листки со своим первоначальным проектом и удалился из кабинета деревянной походкой. Я же с чувством выполненного долга взял шашку, кинжал и отправился на тренировку. Потом был обед, а на закате я посидел на пруду с удочкой. Поймал с десяток карасей-сковородников, которые отнёс Степаниде с просьбой-указанием приготовить их завтра по любому её вкусному рецепту, чем вызвал довольную улыбку своей суперкухарки.
На следующий день после моей зарядки Сазонов отпросился уехать на пару дней, как я понял из его слов, для консультаций у знающих людей по выращиванию картофеля и по изготовлению, хранению, реализации довольно больших объемов сливочного масла. Для данной операции им была задействована имеющаяся в усадьбе повозка, которую я про себя обозвал, когда первый раз мы с Сазоновым объезжали имение, бричкой. Возможно, это был и другой экипаж. Также выделил Сазонову, по его просьбе, три рубля.
Этот и следующие два дня прошли в приятном ничегонеделании. Тренировался. Ловил карасиков в пруду. Получал последний ультрафиолет петербургского солнца. Знакомился с остальными жителями усадьбы. Судя по всему, Сазонов успел слить какую-то информацию из наших с ним планов, поэтому все обитатели усадьбы относились ко мне восторженно-предупредительно.
Через три дня, ближе к вечеру, вернулся из поездки управляющий. Его вид соответствовал коту, который объелся то ли сметаны, то ли колбасы. Заверив меня, что завтра, в крайнем случае послезавтра, он представит новый проект развития усадьбы и деревни Курковицы, повизгивая от нетерпения, умчался в свою комнату во флигеле. Я же отправился на пруд. За эти три дня различные блюда из карасей мне не успели надоесть. Да и погода была изумительной, даря окружающим последнее тепло «бабьего лета». Отдых закончился следующим утром, когда Сазонов сообщил мне о приглашении на приём к княгине Трубецкой в имение Елизаветино.
«Ну что же, господин хорунжий! Завтра первый выход в высший свет», – подумал я, рассматривая карточку с текстом о желании видеть меня на встрече в узком кругу.
Глава 11
Светская жизнь
Я ехал вместе с Сазоновым на заднем сиденье брички, для себя решил, что именно так буду называть эту повозку, которой управлял нарядно одетый Сёмка, старший из сыновей Прохора. Такой же кряжистый и крепкий в кости, как отец, Семён в свои двадцать с небольшим лет выглядел здоровенным мужиком, только без бороды. Усы пока тоже были редковатые.
В данную поездку как кучер он попал в качестве награждённого за ударный труд. Это я так перевёл для себя обоснование Александра Ивановича, почему именно этот работник будет извозчиком моего личного транспорта при поездке в имение княгини Трубецкой. «Сёмка хорошо работал, Сёмку надо поощрить, поэтому Сёмка на воскресную службу в церковь попадёт и невесту там найдёт. Девку ядрёную, здоровую да работящую. Которая и в имении пригодится», – прикалывался я про себя, слушая Сазонова. Сам же управляющий напросился со мной на божественную литургию, плюс к этому ему надо было ещё что-то обсудить с управляющим имения Трубецких по агротехнике.
Полученное вчера с утра приглашение на приём, хотя и предсказанное графом Воронцовым-Дашковым, выбило меня из душевного равновесия. Поэтому даже от бани, которую так ждал целую неделю, не получил удовольствия. Выход в свет в этом времени много значил, а весь мой опыт – бал на присягу в училище да несколько посещений дома Васильевых в Иркутске. А здесь приём в доме-дворце у целой княгини. И не простой княгини.
Со слов Сазонова узнал, что Трубецкая Елизавета Эсперовна – фрейлина императрицы Марии Александровны, хозяйка известного парижского салона, посредница в налаживании русско-французских отношений в семидесятые годы этого столетия. Её отец – князь Эспер Белосельский-Белозерский, был товарищем Лермонтова по лейб-гвардии Гусарскому полку, привлекался по делу декабристов, но был оправдан. Муж, князь Трубецкой Пётр Никитич, был племянником несостоявшегося «диктатора» декабристов – князя Сергея Петровича Трубецкого.