– Ладно, к завтра вернусь в город, забьемся! – заслал ему Илья, и следом еще. – А сколько ты там со склада-то выписал?

Стрелочка навигатора все горела на экране, горела, сука. От батарейки двадцать процентов осталось, а еще даже не обед.

Довезло до Савеловской, пора выходить. Десять процентов; и Игорь тогда только, поморив Илью как следует, бросил: «Полтора кило».

Полтора кило. Илья перемножил двести на полторы тысячи. Триста. Даже если оптовые цены другие, это больше двухсот пятидесяти тысяч долларов. Двухсот. Пятидесяти. Тысяч.

Это как что угодно. Памятник из мрамора и жизнь без конца.

На остаток батарейки предъявил Магомеду самое опасное:

– Полтора кг. Но деньги вперед надо будет курьеру. Не я прошу, люди требуют.

Магомед не успел ответить – погасло.

Дверь в подъезд была прикрыта неплотно – кирпичный осколок мешал захлопнуться; Илья так делал школьником, когда выходил играть во двор. Скамеечные старушенции его ругали за это – мало ли кто шастает, забредут. Он тогда над ними смеялся и все равно пихал двери в пасть кирпич, еще и к петлям поближе, чтобы бабки не выковыряли. На зоне потом послушал инструкций, как старух полотенцем удавить, а как прыгалками. Зря смеялся. Старуха – удобная дичь, ее и слабый добыть может. Вспоминал там эти свои кирпичи и маму вспоминал.

Вот замер около этого кирпича. Повертел головой. Простенок между домами был пустой. Школьники, небось, тут все вывелись, стало царство старух. Посмотрел в окно: с улицы ярче, стекло амальгамой покрыто. Если кто и глядел сейчас на него с их кухни в ответ, Илья бы не понял.

«Макаров» дома оставил – не тащить же его с собой; теперь жалел.

Дверь приоткрыл осторожно. Впустил впереди себя свет. Выпустил – сырое тепло. Подъезд молчал. Дышал с бронхиальным присвистом: сквозняком с первого этажа по пятый. И молчал.

Где бы его ждали тут?

Где бы сам Илья тут ждал, если бы хотел человека застать? На лестнице при входе? У мусоропровода на верхнем полуэтаже? В квартире. Дверь в квартиру не запирается. Заходи, кто хочешь, бери, чего хочешь. Лучше всего было бы в квартире.

Пошла какая-то минута, а он все ждал. Слушал. Расхотелось спешить.

Дождался: с Деповской повернула к ним в проулок детская коляска. Розовая, лежачая. И с ней – женщина в стеганом синтепоне и вязаной шапочке. Он таких соседей не знал, а она шагала прямо к нему, к их подъезду.

Стоял, глядел на то, как она подкатывала своего ребенка к нему все ближе, времени меньше оставалось. Может, мимо? Может, в сосны идут?

– Молодой человек! Не закрывайте!

Надо было хлопнуть дверью у нее перед носом, взлететь одному по лестнице вверх, и если там кто ждет… Пускай уже в него одного стреляет, если стрелять пришел. Пока она с коляской внизу провозится… А если этот, спускаясь, ткнется в нее и решит не рисковать?

– Не поможете поднять?