– Читали вы, аббат, басни Лафонтэна?

– Да, было время.

– Если вам придет фантазия перечитывать их, то рекомендую вам одну: «Заяц и черепаха».

«Куда он метит? – подумал аббат. – Уж не возрос ли его аппетит – и четыре миллиона уже не могут насытить его?»

– Эта басня чрезвычайно правдива, – продолжал Фуше. – Беспрестанно повторяя себе, что у него хватит еще времени опередить врага, заяц кончил тем, что отстал от черепахи.

Слушая слова министра, вождь роялистов почуял неведомую опасность.

– Как вы думаете, аббат, нельзя ли применить эту басню к одному из ваших знакомых? – спросил Фуше тем же ироническим тоном.

В свою очередь, Монтескью притворился, что не понимает.

– Не хотите ли, я помогу вам отгадать его? – спросил министр.

– Я только что собирался просить вас об этом.

– Так слушайте! Эта знакомая вам личность, вполне уверенная в своем успехе, поступила точь-в-точь как заяц в басне. Воображая, что дела ее блестящи, она слишком замешкалась, потому что не видела вокруг себя достойных внимания конкурентов. Она думала, что ненависть и презрение, которые Директория навлекла на себя, со временем будут только расти. Тогда довольно станет одного легкого толчка – и подгнившая власть рушится… а ваш друг явится один на место этого проклятого и оплеванного правительства.

– Да, это довольно верный расчет, по-моему! – прервал аббат, внешне спокойный, но в душе чувствуя смутную тревогу.

– Выслушайте дальше. Ваш знакомый осмотрелся, чтоб сосчитать своих врагов. Он увидал, что партия герцога Орлеанского слишком слаба, чтоб стоило заниматься ею. Что касается республиканской, то она изжила себя, а Франция жаждала новизны. Верно ли все это, аббат?

– Все справедливо.

– Оставалась одна черепаха.

– Как – черепаха?

– Нет… я хотел сказать: третья партия. Эта последняя на минуту заставила задуматься вашего друга, потому что у нее был сильный лидер – генерал Бонапарт, серьезный противник, за которым выстроилась целая свора, жадная и зубастая. Но ваш товарищ скоро успокоился. Наполеон поступил глупо, оставив отечество, чтоб ехать в Египет, где скоро вспыхнул бунт против него. Голод и чума бичевали его, и англичане преградили выход с моря. Верно ли я говорю, господин Монтескью?

– Да, – подтвердил аббат, чувствуя все возраставшее беспокойство.

– Итак, заяц, думая, что нечего бояться черепахи, счел возможным отложить дело в долгий ящик. И он так удачно растратил время на пустяки, этот заяц… нет, ваш друг, я хочу сказать, что даже не побеспокоился вовремя явиться на одно свидание. И так, день за днем, пропустил шесть недель.

Монтескью слегка побледнел, ясно поняв, что он, желая быть поискуснее, возможно, перешел невидимую границы.