Я отфыркалась и поплыла к берегу. Выбралась из воды, продолжая обдумывать варианты. Возможно, гроза быстро пройдет, а земля не успеет превратиться в болото… Наклонилась за штанами, брошенными на поваленное дерево. Потянула их, но ремень зацепился за мелкие сухие веточки. Я ухватилась за него и дернула. Влажная ладонь соскочила, пряжка звякнула, ударяя по пальцам. Я прыснула от неожиданности и выпрямилась. На подушечке большого пальца осталась дорожка ободранной кожи. Прямо по центру медленно проступила одна капля крови, и я поднесла палец ко рту, чтобы слизать ее. Ерунда.

Краем глаза заметила стремительное движение. Дернулась в сторону, пытаясь уклониться. Замахнулась рукой, опережая удар. И слишком поздно осознала, кто именно мой враг…

Резкая вспышка ослепила. Холод пробрал на мгновение, вытеснил воздух из легких. Я потеряла равновесие и упала на зад, ушибая его.

Отступивший было холод вернулся. Окутал мокрое тело, и мурашки покрыли кожу. Тишина настораживала. Только легкий треск и фырканье боролись с ней. Еле уловимые звуки, какие издают факелы или маленькие костры… Кто-то тихо залепетал мелодичным голосом. На каком языке? Приятном, будоражащем… Почти родном.

Сидя на чем-то твердом и холодном, я прислушивалась. Глаза открыть боялась. Боялась, что настолько яркая фантазия раскрошится о неуступную реальность. Затаившееся после испуга сердце набирало скорость, а его удары силу. Кровь разогревалась, разгонялась по венам. Подобно наркотику, разносила пьянящую радость.

— Ты не прав, илсейская паутина свяжет нас крепче, — отчетливо прошептала девушка. — И мы с тобой станем неразлучны на всю жизнь.

Илсейская паутина… Духи Фадрагоса, вы ласкаете мой слух, позволяя слышать эту речь!

Несмотря на то, что вокруг явно никто не сражался, а значит, меня занесло не на поле боя, я широко улыбнулась. Вдохнула глубоко и открыла глаза.

Стылый земляной пол подо мной был покрыт вязью древних символов. Они образовывали круг, а его кто-то щедро окропил кровью. По краю расставил то, что использовали в Фадрагосе вместо свеч. На севере… Огоньки трепыхались со всех сторон, мерцали, дрожали, будто от холода. Голова закружилась, во рту пересохло. Ослабевшей рукой я потянулась к ближайшему огоньку. Поднесла к нему палец, и крохотное пламя вспыхнуло, дернулось испуганно. Через миг принюхалось, лизнуло теплом. Распробовало вкус. И наконец — набросилось, жадно кусая.

Я отдернула руку, радуясь боли. Стиснула зубы, сдерживая слезы и рвущийся смех. Продолжила молча и с восторгом изучать окружение. Надо разобраться, куда меня занесло.

Грубо отшлифованная стена блестела от влаги, а местами была покрыта изморозью. Несмотря на то, что по ней, подобно толстым венам, раскинулись крепкие корни, ее вдобавок укрепили толстыми балками. Между двумя такими поместился дощатый стол. Он удерживал на себе железный подсвечник, в котором танцевали три огонька. Их свет выхватывал бардак из разбросанных свитков, обработанной кожи с письмом на ней, сундучок, деревянный ящичек и нишу, выбитую в стене прямо над столом. В ее глубине блестели пузатые склянки, а на краю примостились две деревянные кружки.

Ножку стола запачкала кровь. Там же, возле нее, прямо на полу, были скинуты одна на одну две тушки зайцекрылов. Глотки зверьков были перерезаны и вывернуты. Рядом с ними небрежно лежала окровавленная миска, а чуть ближе к стене, в тени стола и сушенных трав, свисавших на веревке, стояла клетка с еще одним зайцекрылом. Он блестел черными глазками, дергал усами и ушами и тихо хрустел свеклой.

— Не смеши меня!

Я вздрогнула и резко повернулась на тихий голос. Сердце замерло на миг. Какая же она красивая… Эльфийка, не обращая на меня никакого внимания, едва слышно смеялась. Ее плечи двигались под черным меховым плащом, и платиновые волосы, лежащие на нем, переливались золотом огней. Молочная кожа, казалось, сияла, а на щеках розовел румянец. В изумительном разрезе глаз, под густыми ресницами пряталась глубокая синева. Девушка смотрела в пустоту перед собой, кокетливо опустив веки, и изящно двигала рукой, словно гладила кого-то по лицу. На ее запястье виднелся свежий порез, перепачканный кровью.

Что же ты творишь, Десиен?

Сам балкор тоже находился в помещении. Он сидел в кресле, приставленном у противоположной стены: облокотился на деревянный подлокотник и, свесив голову, заслонял глаза ладонью. Белые волосы падали на лоб, покрытый едва заметными морщинками — городской защитник хмурился. Тонкие длинные пальцы дрожали не то от усталости, не то от нервов. Из приоткрытого рта с шумным выдохом вырвался еле заметный пар.

Знакомое лицо вызвало восторг, а понимание того, что натворил балкор — благодарность. Но я держала себя в руках. Глубоко вдохнула холодный воздух, облизала губы и беззвучно пересела на колени. Воротник мокрой рубашки коснулся шеи и ключиц, напомнил, в каком виде я нахожусь. На севере. С Десиеном. В землянке…

Древние символы, свечи, убитые звери, сумасшедшая эльфийка…

Эльфийское прощение, уникальная кровь, клятва балкоров…

Череда воспоминаний позволяла уловить одну единственную мысль — необходимо бежать от городского защитника.