Из приведенных данных видно, что наибольшее количество военных преступников на территории Южного Урала в 1944 г. арестовано в Челябинской области, поскольку Челябинск являлся крупным промышленным центром и транспортным узлом. Считалось, что в данной среде мог «раствориться преступный элемент»[420]. В период войны туда эвакуировали большое количество предприятий и населения, здесь находилось значительное число мобилизованных для работы на производстве. Архивные данные показали, что именно в приграничные с Казахстаном районы устремлялись дезертиры. В этой степной местности было удобно скрываться от властей.
Сотрудники органов правопорядка проявляли инициативу и настойчивость в борьбе с дезертирством. Так, прокурор Сакмарского района Чкаловской области Иванов, получив сведения о том, что в лесу в землянках скрывается группа дезертиров, самостоятельно организовал облаву, в результате которой удалось задержать и предать суду 13 дезертиров. Прокурор Шарлыкского района Прусс лично задержал двоих дезертиров, ранее осужденных за аналогичное преступление и вторично дезертировавших. Помощник оперуполномоченного Сок-Кармалинского (Северного) райотдела милиции С. Л. Калякин в 1942 г. в деревне Бобровке ликвидировал преступную группу, состоявшую из трех дезертиров. Всего за годы войны С. Л. Калякин задержал 20 дезертиров[421]. Значительное число дезертиров задержано следователями Сорочинского, Бугурусланского и других районов области[422].
Всего на Урале за годы Великой Отечественной войны по неполным данным было задержано 44231 чел., или 1,6 % от общесоюзных данных, из них дезертиров – 18900 (0,8 %), уклоняющихся от мобилизации – 25331 (3,7 %). Абсолютное большинство задержанных на Урале приходилось на 1943 г. – 21373 человека, или 48,3 % от общего количества дезертиров в военный период[423], хотя в целом по Советскому Союзу пик дезертирства наблюдался в 1941 г., когда Красная армия отступала по всему фронту и несла большие потери.
За годы войны в Курганской области задержали 1387 дезертиров и лиц, уклоняющихся от мобилизации, что составило 0,7 % от общего количества призывников (всего мобилизовали 200 тыс. человек); в Челябинской области – соответственно 7904 (0,8 %) (мобилизовано за 1941–1945 гг. 1 млн); в Чкаловской области – 9623 (2,3 %) от 441 461 призывника (по данным В. П. Могутнова)[424]. Однако по данным Л. И. Футорянского[425] из области на фронт ушло 410 тыс. чел., тогда количество дезертиров и лиц, уклоняющихся от призыва, составит 2,2 %. При этом следует учитывать, что не все дезертиры, задержанные на Южном Урале, были уроженцами региона. Цифры не являются окончательными, поскольку зачастую при ведении уголовных дел допускались упомянутые выше процессуальные нарушения.
Помимо дезертирства в годы войны фиксировались также другие виды нарушения воинской дисциплины – пьянство, хулиганство. Например, в Челябинской области военнослужащие 190-го полка Куликов и Брюханов были направлены на стационарное лечение. Вместо лечения они употребляли спиртное. Брюханов сам возвратился в часть, а Куликова задержали в нетрезвом состоянии. В результате Куликов был приговорен к расстрелу, а Брюханов к 7 годам лишения свободы[426]. Такие же явления наблюдались и в других областях региона.
Интересным фактом является то, что органами милиции в 1944–1945 гг. был отмечен рост уголовной преступности среди инвалидов войны. Так, только в Курганской области в 1944 г. было привлечено к уголовной ответственности порядка 400 инвалидов, большинство из которых в прошлом имели судимость. Преступления совершались как индивидуально, так и организованными группами. Например, проживавшие в Кургане братья Гладышевы организовали преступную группу в количестве 7 человек. Они фальсифицировали документы, перемещались по районам Курганской области, выдавая себя за представителей Красной армии, получали от колхозов крупный рогатый скот, а затем реализовывали его на рынке г. Кургана. Таким образом, им удалось заполучить 38 голов крупного рогатого скота[427].
Архивные документы свидетельствуют, что условия военного времени объективно способствовали распространению воинских преступлений. Основными мотивами к нарушению закона являлись нежелание погибнуть в бою, имевшие место перебои в материальном обеспечении войск и нехватка вооружения, а иногда и «произвол» со стороны командования.
Преступлениям способствовали злоупотребление отдельными должностными лицами своим служебным положением, отсутствие должного порядка и учета военнослужащих на военно-пересыльных пунктах, в составе воинских команд, нарушения в работе военкоматов.
Очевидно, что дезертиры подрывали веру народа в победу, боевой дух военнослужащих и тружеников тыла. Поэтому органы НКВД уделяли первоочередное внимание борьбе с этими преступлениями.
Следует отметить, что указанные факты нарушения закона в годы войны все же не были массовым явлением. Правоохранительная система работала достаточно эффективно. В годы войны органами внутренних дел проводились массовые облавы, постоянные проверки документов подозрительных лиц, для чего выделялись доверенные лица от РВК, милиции, воинских частей и партийно-комсомольского актива; осуществлялся контроль над работой военкоматов, военно-учетных столов, военно-врачебных комиссий и госпиталей; семьи дезертиров ставились на оперативный учет, и за ними устанавливалось агентурное наблюдение.
Сотрудники правоохранительных органов в своей работе опирались на поддержку населения. В советском обществе сложилось отрицательное отношение к дезертирам и уклоняющимся от призыва лицам: во-первых, в стране имел место массовый патриотический подъем, и дезертирство осуждалось, во-вторых, дезертиры, занимаясь кражами личной и общественной собственности, объективно наносили серьезный материальный ущерб населению.
О. М. Хлобустов
Оболганный «Смерш»: дела и люди
Хотя Главное управление контрразведки «Смерш» Народного комиссариата обороны/Министерства Вооруженных сил СССР просуществовало всего лишь 36 месяцев (с 18 апреля 1943 г. по 4 мая 1946 г.), оно вписало немало незабываемых страниц в историю не только нашей страны, но и Германии, Болгарии, Румынии, Венгрии, Югославии, Австрии и Польши.
И в последующие годы грозная аббревиатура «СМЕРШ» продолжала пугать как отечественных, так и зарубежных обывателей, а также тайных и откровенных недругов советского государства. Так, известный британский супершпион Джеймс Бонд, волей его создателя, еще в 1957 г. едва не стал жертвой «убийц из «Смерша».
Издание в 2016 г. мемуаров первого председателя КГБ при СМ СССР И. А. Серова[428] привнесло немало новых граней в «послеправду» о «Смерше», то есть в целенаправленно формируемый в историческом сознании населения искаженный, необъективный образ военной контрразведки Советского Союза. В этой связи представляется необходимым проанализировать некоторые тезисы воспоминаний И. А. Серова.
Непосредственным историческим предшественником ГУКР «Смерш» НКО является Управление особых отделов (УОО) НКВД, образованное на основании постановления ГКО № 187 от 17 июля 1941 г. в соответствии с приказом народного комиссариата внутренних дел СССР № 00940 от 19 июля. Названным постановлением ГКО главной задачей особых отделов «на период войны» являлась борьба с шпионажем и предательством в частях Красной армии и ликвидация дезертирства непосредственно в прифронтовой полосе. На начальников охраны тыла действующей армии возлагалась обязанность «оказывать всяческую поддержку» особым отделам.
Начальником УОО был назначен комиссар государственной безопасности 3-го ранга В. С. Абакумов, с 25 февраля 1941 г. – заместитель наркома внутренних дел СССР.
Судьба генерал-полковника Абакумова схожа с судьбами многих чекистов, переживших как головокружительные карьерные взлеты, так и сокрушительные падения. Он, безусловно, был продуктом своего времени, в котором причудливым образом переплетались героические и трагические события и страницы в истории страны[429].
С момента нападения Германии на СССР В. С. Абакумов выполнял отдельные поручения Л. П. Берии – курировал УНКВД по г. Москве и Московской области, эвакуацию из столицы архивов СНК и ЦК ВКП(б), был включен в Совет по эвакуации.