Обзвонив вечером обоих участников предстоящей экспедиции, я проинформировал их о неожиданном препятствии и высказал предположение о том, что самым разумным будет без особой спешки планировать поездку на первую неделю сентября. В итоге было решено встретиться шестого числа прямо на вокзале Витебска, откуда до заветного озера было порядка восьмидесяти километров. Их мы рассчитывали преодолеть максимум за полтора часа на рейсовом автобусе, либо попутном автомобиле.
Но как всегда суровая действительность преподнесла нам неприятный сюрприз. В то время, как поезд из Москвы прибывает в Витебск ранним утром, Санкт-Петербургский состав прибывает туда же только вечером. Так что пришлось один день потратить просто так, как говорят в народе, коту под хвост! Пока я уныло прогуливался по залу ожидания, ожидая появления Сандрин, Михаил отправился в гостиницу, где он должен был снять два отдельных номера. А когда мы с наконец-то прибывшей гостьей добрались до временного пристанища, выяснилось, что мой друг заказал фирменный обед, чем поразил не столько видавшую виды француженку, сколько меня.
Он, видимо, в глубине души преследовал какие-то иные цели. Наверное, хотел поразить нашу компаньонку русской щедростью и завязать на этой почве более тесные отношения. Только поэтому он и расщедрился сверх меры, далеко отступив от своих ранее незыблемых правил. Но действительно хороший ужин с очень приличным вином сильного впечатления на Сандрин не произвёл. Едва пригубив бокал с марочным Каберне, она ради приличия какое-то время посидела с нами за столом, но вскоре извинилась и, сославшись на усталость, отправилась в свою комнату. Мы же, проводив её уход дружным вставанием, продолжили трапезу.
– Ну, как тебе показалась наша компаньонка? – поинтересовался я, накладывая себе маринованных подосиновиков.
– Ничего, довольно симпатичная! – непроизвольно взглянул Воркунов на ту дверь, за которой только что она исчезла. Только вот что странно. В моём представлении француженки должны быть более эффектными, что ли. Эта же держится чересчур чопорно, словно учительница младших классов. У неё на лице даже губной помады не видно! А ведь она со своей фигуркой, ухоженными и к тому же светлыми волосами могла бы выглядеть куда как более привлекательно!
– Кого ей здесь привлекать? – непроизвольно усмехнулся я. Меня? Или тебя? К тому же она сюда приехала вовсе не за этим. Да мы с тобой для неё и несколько староваты. И чего уж скрывать, бедноваты! Тут я случайно слышал, что она в день тратит больше двадцати долларов, причём так, на всякую мелочь.
– Это пока, – недовольно фыркнул Михаил. А вот как отыщем золотишко, тогда посмотрим, кто здесь будет более привлекателен!
Он решительно отхлебнул большой глоток из бокала и с мечтательной улыбкой откинулся на спинку стула.
– Э-эх скорей бы…, – задумчиво произнёс он, делая вилкой этакое неопределённое движение в воздухе.
– Что, скорее?
– Скорее бы добраться до нужного места, – не сразу отозвался он, – порыться там всласть. Не терпится. Я уж какую ночь сплю и будто вижу, как золото медленно струится сквозь мои пальцы. Ловлю его ловлю, стараюсь схватить хоть что-то, а проклятые пальцы почему-то совсем не гнутся. Все монетки словно сухой песок проваливаются у меня сквозь ладони и падают под ноги.
Нехороший холодок этаким скользким червячком пробежал по моей спине. Но чтобы не расстраивать моего друга, я не стал говорить ему о том, что тоже вижу аналогичные сны. Это было довольно неприятно. Сразу вспомнилась Санкт-Петербургская гадалка и её не слишком оптимистичные предсказания. Моё настроение разом упало, и даже аппетит, до сей поры столь изрядный, мигом сник. Я поскорее допил вино и, не отвечая на его слова, принялся буквально насильно запихивать в себя жаркое с зелёным горошком и картошкой фри. А Воркунов всё говорил и говорил, вовсе не ожидая от меня каких-то ответов или даже поддакивания. Только теперь я понял, как глубоко он продумал наши дальнейшие действия. Выяснилось, что у него была целая теория насчёт того, что следует делать с золотом после того, как оно будет найдено.
– Обратно в Москву мы золотишко не повезём! – хищно сверкая глазами, шептал он мне на ухо, и лицо его было искажено словно у мифического дьявола-искусителя. Появляться в центре с монетами слишком опасно. По-моему, сейчас вдвое опаснее, чем было при коммунистах. Там только уголовный розыск свирепствовал, выявляя всяких там валютчиков. А теперь всякий норовит разбогатевшего человека ограбить. И бандиты, и милиция и власти всех мастей и даже церковники, все жаждут тебя обчистить, словно зрелый мандарин. В этом вопросе все у нас как были, так и остались убеждёнными коммунистами. Главное теперь для всех и каждого, кто имеет хоть какую-то власть, ободрать всех остальных, кто этой власти не имеет.
– Ну, вроде бы сейчас есть какой-то льготный закон для тех, кто нашёл клад! – покончил я с едой. По нему тот, кто нашёл спрятанные сокровища, имеет полное право на половину найденного!
– А там не прописано, случайно, – ехидно ощерился Михаил, – к какому должностному лицу нашедший клад должен его доставить, чтобы получить эту заветную половину?
– Не припоминаю такой подробности.
– Правильно, что не припоминаешь, поскольку их там попросту нет. Мол, несите, ребята, найденные денежки, куда хотите, и потом всю жизнь бегайте по инстанциям и просите свою половину. Нашли дураков!
– И что же в таком случае действовать, как поступать?
– Как, как? Как обычно, только не так, как следует! Ты только представь, как мы будем выглядеть, когда хрипя и потея, приволочём к дверям ближайшей мэрии эти бочонки! Ты можешь гарантировать мне, что после этого мы в дальнейшем увидим хоть одну нашу монетку? Я – нет! К тому же всю оставшуюся жизнь мы будем под подозрением. Ну, ещё бы! Если два идиота решили просто так государству отдать полтораста кило золота, то, сколько же они себе при этом оставили? Нет, нет, как сказал великий Ленин, мы пойдём другим путём!
– Каким же именно?